Том 4. Белая гвардия, Дни Турбиных

Шервинский. Так я и знал. Что за несчастье. Все твердят одно и то же: Шервинский — адъютант, Шервинский — певец, то, другое… А что у Шервинского есть душа — этого никто не замечает. Никто. И живет Шервинский как бездомная собака. Без всякого участия. И не к кому ему на грудь голову склонить!

Елена(отталкивает его голову). Вот гнусный ловелас. Мне известны ваши похождения, — всем одно и то же говорите. И этой вашей длинной, фу… Губы накрашенные…

Шервинский. Она не длинная — это меццо-сопрано, Елена Васильевна. Ей-богу, ничего подобного я ей не говорил и не скажу. Нехорошо с вашей стороны, Лена, как нехорошо с твоей стороны.

Елена. Я вам не Лена.

Шервинский. Нехорошо с твоей стороны, Елена Васильевна. Значит, у вас нет никакого чувства ко мне?

Елена. К несчастью, вы мне очень нравитесь.

Шервинский. Ага, нравлюсь, а мужа своего вы не любите.

Елена. Нет, люблю.

Шервинский. Лена, не лги. У женщины, которая любит мужа, не такие глаза. О женские глаза! В них все видно.

Елена. Ну да, вы опытны, конечно!

Шервинский. Как он уехал!

Елена. И вы бы так сделали.

Шервинский

. Что? Я, никогда! Это позорно. Сознайтесь, что вы его не любите.

Елена. Ну, хорошо, не люблю и не уважаю, не уважаю. Довольны? Но из этого ничего не следует. Уберите руки.

Шервинский. А зачем вы тогда поцеловались со мной?

Елена. Лжешь ты. Никогда я с тобой не целовалась. Лгун с аксельбантами.

Шервинский. Я лгу? Нет… У рояля я пел «Бога всесильного», и мы были одни. И даже скажу когда — восьмого ноября. Мы одни — и ты меня поцеловала в губы.

Елена. Я тебя поцеловала за голос — понял. За голос. Матерински поцеловала. Потому что голос у тебя замечательный. И больше ничего.

Шервинский. Ничего?

Елена. Это мученье, честное слово! Нашел время когда объясняться. Дым коромыслом, посуда грязная. Эти пьяные. Муж куда-то уехал. Кругом свет…

Шервинский. Свет мы уберем. (Тушит верхний свет.) Так хорошо. Слушай, Лена. Я тебя очень люблю. Я ведь тебя все равно не выпущу. Ты будешь моей женой.

Елена. Пристал как змея, как змея.

Шервинский. Какая же я змея? Лена, ты посмотри на меня.

Елена. Пользуется каждым случаем и смущает меня и соблазняет. Ничего не добьешься. Ничего. Какой бы он ни был, не стану я ломать свою жизнь. Может быть, ты еще хуже окажешься. Все вы на один лад и покрой. Оставь меня в покое.

Шервинский. Лена, до чего ты хороша!

Елена

. Уйди, я пьяна. Это ты сам меня напоил нарочно. Ты известный негодяй. Вся жизнь наша рушится, все кругом пропадает, валится…

Шервинский. Елена, ты не бойся. Я тебя не покину в такую минуту. Я возле тебя буду, Лена.

Елена. Выпусти меня. Я боюсь бросить тень на фамилию Тальберг.

Шервинский. Лена, ты брось его совсем и выходи за меня, Лена. (Целуются.) Разведешься?

Елена. Ах, пропади пропадом. (Целуются.)

Лариосик(проснувшись, внезапно). Не целуйтесь, а то меня тошнит.

Елена. Пустите меня. Боже мой. (Убегает.)

Лариосик. Ох…

Шервинский. Молодой человек, вы ничего не видели.

Лариосик(мутно)

. Нет, видал.

Шервинский. То есть как?

Лариосик. Если у тебя король, ходи королем, а дам не трогай. Не трогай. Ой…

Шервинский. Я с вами не играл.

Лариосик. Нет, ты играл.

Шервинский. Боже, как нарезался.

Лариосик. Вот посмотрим, что мама вам скажет, когда я умру. Я говорил, что я человек не военный, мне водки столько нельзя. Мне нехорошо. (Падает на грудь Шервинского. Часы бьют три, играет менуэт.)

Шервинский. Николка, Николка!

Занавес

АКТ ВТОРОЙ

КАРТИНА 1-Я

Вестибюль Александровской гимназии. Гигантская лестница. Портрет Александра I наверху. Сумеречный день. За сценой грохот; дивизион подходит по коридорам к вестибюлю.

Николка(за сценой запевает на нелепый мотив солдатскую песню).

Дышала ночь восторгом сладострастья,Неясных дум и трепета полна,Я вас ждала с безумной жаждой счастья. (Свист.)Я вас ждала и млела у окна.

Дивизион(поет оглушительно).

Наш уголок я убрала цветами,К вам одному неслись мечты мои,Мгновенья мне казалися часами…Я вас ждала, а вы… вы все не шли. (Свист)

Студзинский(на площадке лестницы). Дивизион, стой…