Том 4. Художественные произведения 1842-1846

B) Отношение к детям

любопытно до высшей степени и имеет двойной интерес. Тут я имел случай видеть, как с самого дня рождения прививают безумие. Сначала чисто механически, крепким пеленанием, причем сдавливают ossa parietalia черепа так, чтоб помешать мозговому развитию, – это с своей стороны очень действительно. Потом употребляются органические средства; они состоят преимущественно в чрезмерном развитии прожорливости и в дурном обращении с малюткой. Когда организм ребенка не изловчился еще претворять всю дрянь, которая ему давалась, от грязной соски до жирных лепешек, дитя иногда страдало; мать лечила сама и в медицинских суждениях своих далеко расходилась со всеми врачами, от Иппократа до Гуфланда; или она откачивала его так, как спасают утопленников (средство совершенно безвредное, если утопленник умер, и во всяком случае способное показать усердие присутствующих), и ребенок впадал в морскую болезнь от качки, что его действительно облегчало; или мать начинала, на известном основании гомеопатии, клин клином выбивать, кормить его селедкой, капустой; если же ребенок не выздоравливал, мать принималась его бить, толкать, дергать, приговаривая всякие грубости; если же и от этого дитя не выздоравливало, мать давала ему или настойки, или макового молока – и радовалась очевидной пользе от лекарства, когда ребенок впадал в тяжелое опьянение или в летаргический сон. В дополнение следует заметить, что Матрена на свой манер чрезвычайно любила ребенка. Любовь ее к дитяти была совершенно вроде любви к мужу: она покупала на скудные деньги свои какой-нибудь тафтицы на одеяльце и потом нещадно била ребенка за то, что он ненарочно капал на него молоко, и пр. Мне очень жаль, что я скоро расстался с Матреной и не мог доучить этот интересный субъект; к тому же я впоследствии услышал, что ее ребенок не выдержал оригинального воспитания и умер.

С) Отношения гражданские и общественные.

 – Но я полагаю, сказанного достаточно, чтоб убедиться, что жизнь этого субъекта проходила в чаду безумия. А посему снова обращаюсь к прерванной нити моего жизнеописания, которое с тем вместе есть и описание развития моей теории…

* * *

По окончании курса меня отправили лекарем в один пехотный полк. Я не нахожу нужным в предварительной части говорить о наблюдениях, сделанных мною на сем специальном поприще. Я им посвятил особый отдел в большом сочинении моем. Перехожу к более разнообразному феатру. Через несколько лет, по распоряжению высшего начальства, которому, пользуясь сим случаем, свидетельствую искреннейшую благодарность за начальственное внимание, получил я место по гражданскому ведомству; тут с большим досугом предался я сравнительной психиатрии.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Я начал наблюдать разных жителей города, и в скором времени не осталось ни малейшего сомнения, что все они поврежденные. Предоставляю тем, которые долго трудились над каким-нибудь открытием, оценить то чувство радости, которым исполнилось сердце мое, когда я убедился в этом драгоценном факте. Городок наш вообще оригинален; это губернское правление, обросшее разными домами и жителями, собравшимися около присутственных мест. Он тем отличается от других городов, что он возник собственно для удовольствия и пользы начальства. Начальство составляло сущность, корень, цвет и плод города. Остальные жители – купцы, мещане – больше находились для порядка, потому что нельзя же быть городу без купцов и мещан. И все они получали смысл только в отношении к начальству (и к откупу, впрочем). Мастеровые, например, портные, сапожники, содержатели увеселительных мест (у нас шесть трактиров) шили фраки, сапоги, заводили бильярды, все для чиновников; остальные же не служащие в городе занимались исключительно произведением тех средств, на которые чиновники заказывали фраки, сапоги и увеселялись на бильярде. В нашем городе Малинове по календарю считалось около пяти тысяч жителей; из них человек двадцать были повергнуты в томительнейшую скуку от отсутствия всякого занятия и четыре тысячи девятьсот человек повергнуты в томительную деятельность от отсутствия всякого отдыха. – Но оставим эту всеобщую статистику помешательства и перейдем к частным случаям. В качестве врача я был часто призываем лечить тело там, где следовало лечить душу; невероятно, в каком чаду нелепостей, в каком резком безумии находились все мои пациенты обоих полов.