Расстегнул жилетку, розовую ситцевую рубаху выпустил, отдувается.
Солнце зашло, бегут по земле косые тени сумерек. Вот дрогнули по уличной пыли, как бабочки крыльями, и погасли. Быстро надвигается черная, теплая ночь.
Дулов наливает двенадцатую чашку, но в это время на улице слышен легкий топот копыт, и кто-то подъезжает к крыльцу. Дулов встает и отворяет дверь.
— Кого несет? — спрашивает он, недовольный нежданной помехой.
Человек в ободранной фуражке с обрезом за плечом входит на крыльцо.
— Ты, что ли, Дулов-то будешь?
— Я самый. А ты, добрый человек, откуда?
Вместо ответа человек тычет чуть ли не в нос Дулову записку, Дулов быстро ее схватывает.
— Пройдем в горницу, — говорит он тихо, — тут неловко.
В комнате он разворачивает записку у лампы, предварительно сторожко метнув глазом на двери.
В записке стоит: «Штаб народно-повстанческой группы атамана Симонова. Коменданту села Соловое. Вы извещаетесь, что сегодня в ночь вы должны приготовить помещение для прибывающего командующего группой Симонова. Держать в секрете».
Дулов немедленно сжигает записку на лампе и вскидывает глаза на посланца.
Тот устало сидит у стола. Его оборванный вид, налипшая на нем со всех сторон грязь, нечесаные волосы говорят за то, что этот человек давно не видел дома и живет в какой-нибудь лесной или болотной норе, как загнанный зверь.
— Чайку хочешь? — спрашивает он.
Оборванец делает утвердительный жест и с наслаждением выпивает залпом большую чашку кипятку, налитую Дуловым, не выпуская из рук обреза.
— Когда ж атаман приедет?
— К полночи, — отвечает гонец и прощается, перекидывая за спину верный обрез.
Около полуночи слух дремлющего у стола Дулова ловит осторожный конский топ на улице. Он встает, открывает дверь и всматривается в ночь.
Трое всадников. Один слезает с коня.
— Комендант!
— Здесь, — отвечает испуганно Дулов.
— Ты что же, сукин сын, не видишь? Лошадь прими! — свирепым шепотом говорит спешившийся и тычет в холеную бороду Ильи Савватеевича рукоятью нагайки. Дулов поспешно схватывает лошадь за повод и вводит во двор. Когда он возвращается, спешившийся стоит на крыльце и говорит своим спутникам:
— Езжайте, завтра в ночь за мной приедете!
Двое хлестнули лошадей и ускакали. Дулов вводит гостя в горницу. Перед ним загорелый человек с черной повязкой на глазу, в новой коричневой кожаной куртке и красных рейтузах.
Дулов пристально всматривается в него.
— Вы будете господин командир Симонов?
— А тебе что, повылезло? Протри зенки! — отвечает пришелец.
— Простите, господин командир, но только как по вашему же приказу должны мы удостовериться по сообщенным приметам. С костюму вы подходите.
Приехавший смеется хриплым смехом, и при свете керосинки Дулов видит, как поблескивает золотой зуб, главная примета атамана, сообщенная всем комендантам.
Дулов вздыхает и кидается к самовару.
— Присядьте! Чайку не угодно ли, благодетель?
Но Симонов грубо обрывает:
— Некогда чаи распивать. Я сыт. Поди сюда!
Дулов подходит.
— Слышь ты, — говорит Симонов, — мы большое дело затеяли. Нужно всех осведомить в районе. Я сейчас спать залягу, а ты пошли посыльных в Павловку, Суслово, Кут, Шулявку и Ясное, чтобы наши к утру приехали. Да только шпаны не зови, а самых верных, которые за нас душой и телом. Буду с вами говорить. А теперь веди спать.
Дулов ведет грозного гостя в свою горницу, которую уступает гостю. Сам с женой будет спать в сеничках. Гость, не раздеваясь, кидается на гору пуховиков, воздвигнутую на постели.
— Не угодно будет чего приказать? — осведомляется Дулов.
— Пошел к чертовой матери! Делай, что приказано! — слышится крепкий ответ.
Дулов на цыпочках выходит в сенички. Жена кидается к нему.
— Ну как? Приехал? Каков? Красавчик?
Дулов чешет в затылке и говорит восторженно:
— Сурьезный человек. Настоящий мужчина… Вот что, ты ложись, баба, спать, а у меня еще гора дела. Всю ночь провожжаюсь.
Он надевает шапку и выходит. Вскоре по нескольким направлениям скачут верховые собирать верных людей по приказу Симонова.
На следующий день после наступления темноты к дому Дулова поодиночке пробираются люди. Окна дуловской избы наглухо занавешены. Один за другим набиваются приезжие в комнату, их до сорока человек. Все они здоровые, упитанные, щеголевато одетые люди, все окрестное кулачье собралось на зов своего вождя.
Они сидят на лавках и тихо переговариваются. Наконец распахивается дверь, и, сопровождаемый Дуловым, в комнату влетает быстрыми шагами атаман Симонов.
Все встают и низко кланяются начальству.
Симонов отвечает быстрым кивком и садится за стол.
— Все надежные? — спрашивает он, обводя собравшихся таким пронизывающим взглядом, от которого по спинам у них начинают ползать мурашки.
— Все, благодетель! Наилучшие. Как по вашему приказу, так собраны самые что ни на есть отборные.
— Ну, ладно! Не трепли языком, как сука титьками! — затыкает рот разговорчивому Дулову атаман под общий довольный смех.
Разложив на столе небольшую карту, Симонов поднимается.