Том 4. Материалы к биографиям. Восприятие и оценка жизни и трудов

Ты крепкий, праведный стоятельЗа Русь и славу праотцов,Почтенный старец-собирательСтаринных песен и стихов!Да будет тих и беспечаленИ полон счастливых заботИ благодатно достохвален,И мил тебе твой новый год!В твоем спасительном приютеДа процветет ученый труд

И недоступен всякой смутеДа будет он; да не войдутК тебе ни раб царя Додона,Ни добросовестный шпион,Ни проповедник Вавилона[341],Ни вредоносный ихневмон[342],Ни горделивый и ничтожныйИ пошло-чопорный папист[343],Ни чужемыслитель безбожныйИ ни поганый коммунист[344];И да созреет безопасно

Твой чистый труд, и принесетОн плод здоровый и прекрасный,И будет сладок это плодВсему Востоку, всем крещеным;А немцам, нашим господам,Богопротивным и мудреным,И всем иным твоим врагамБудь он противен; будь им тошноС него, мути он душу им!А ты, наш Петр, ты неоплошно

Трудись и будь неутомим!

II. Письма[345]

И. В. Киреевскому

25 мая 1835 годаЯзыково

Здравствуй, мой любезнейший Иван Киреевский! Паки и паки вопрошаю тебя, что же ты делаешь — почему же ты ничего не делаешь? Вот уже две книжки «Московского наблюдателя»[346] вышли без твоего пособия; я ждал, ждал, ждал, наконец вышел из терпения и решился спросить тебя: что же ты — подобно мне? Но я, брат, имею отговорку: я был болен долго, долго — года с два — и только теперь начал лечиться. На днях приезжал ко мне из Пензы в здешних краях знаменитый и даже за морем известный гомеопат Петерсон — и пользует меня. Я жду от него спасения и полного выздоровления. А потом уже…

Видно, у вас в Москве сильно восхищаются драмами Кукольника: это нехорошо, это бестолково. Я следовал за развитием Кукольника, шаг за шаг, читал все, что он писал — и теперь собираю все его сочинения

Все зажгуИ в это пламя брошу Роксолану![347]

В его «Ляпунове» мне не нравятся даже те места, которые хвалит сам Шевырев, находя в них что-то шиллеровское! Что же делает Хомяков? У меня к тебе есть просьба: нельзя ли тебе достать от Баратынского стихи его, пропущенные в новом издании, — и мне переслать их, для полного удовольствия? Где твой Петр Васильевич[348]? Об его отъезде за границу в газетах объявлено, кажется, недавно. Здесь все читают жадно повесть Павлова[349]

во 2-м номере «Московского наблюдателя». Письмо А. И. Тургенева[350] могло бы быть, т. е. должно бы было быть, гораздо занимательнее, и важнее, и литературнее, — и пр. В «Московском наблюдателе» всего лучше критика Шевырева.

Всему вашему семейству мои почтения.

Весь твой Н. Языков.

Правда ли, что в пансионе Павлова[351] прибавлена плата за воспитанников? Потрудись спросить, буде можешь, и уведомь меня когда-нибудь.

Дмитрию Николаевичу и Екатерине Александровне[352] поклонись от меня. Где они?

В. А. Елагину

2 апреля 1840 годаНицца

Достойно и праведно благодарю Вас за письмо Ваше и паче за Ваше воспоминание обо мне: оно освежает, услаждает и утешает вялую, горькую и горемычную жизнь мою под веселым небом юга, в стороне лимонов, олив и лавров и в виду средиземных вод, которые мне уже давно наскучили, как лекарственные. Нетерпеливо жду письма от Петра Васильевича вместе с известием о начале печатания песен: боюсь, чтоб он вовсе их не бросил, углубившись еще и в мир византийский. Как жаль мне, что я теперь не в Москве, что не слышу этих жарких и коренных споров о предметах важных! Воображаю А. И. Тургенева защищающимся от наших подвижников! На Петра Васильевича надеюсь, что он препобеждает своих противников: я видел меч его, я уверен, что он уже достал себе и щит веры, и камень веры, и пращицу духовную, да отражает и поражает ими латинство и лютерство!