В перспективе комнаты за большим письменным столом сидел сам хозяин, пил кофе и разговаривал с целой группой людей. Слышались языки немецкий, французский, английский. Хозяин спокойно наблюдал меня, пока я шел, и еще издали просто, без аффектировки, спросил меня:
— Кофе хотите?
— Хочу, — ответил я.
— Кофе, — крикнул хозяин, и лакей, снимавший с меня пальто, ответил:
— Есть!
— Присаживайтесь.
Я сел и стал слушать отрывки: о какой-то машине, об Архангельском побережье, об экспедиции Нансена, о другой какой-то проектировавшейся экспедиции, опять возвратились к Мурману, судоходству по Печоре. Англичанин что-то заговорил по-английски, и Казов стал записывать. Когда он кончил, все встали и начали прощаться.
В это время вошел новый посетитель — инженер, известный и крупный деятель в железнодорожном мире.
Казов удивился, что мы незнакомы, познакомил нас и спросил инженера:
— Вы сегодняшнюю почту заграничную читали? Есть интересное по нашему делу.
Инженер сказал: «ага», и, захватив пачку газет, ушел с ними в другой угол.
— Проводим проект новых семидесятитонных паровозов при семнадцатифунтовых рельсах, — рассеянно сказал Казов, кивнув головой в сторону инженера, и, перебивая себя, сосредоточиваясь, Казов сказал: — Вот что по вашему делу: необходимо, чтобы вас выслушал… — Казов назвал лицо очень высокопоставленное. — Если он заинтересуется, то он нам очень поможет. Лично я разделяю совершенно ваши взгляды, я говорил и с вашим министром, и он сочувствует, и в министерстве финансов, — вы знакомы с директором железнодорожного департамента? Странно, что вы никого не знаете. Необходимо познакомиться. Это один из самых дельных наших чиновников, это пульс теперь всего железнодорожного дела, с ним Россия, может быть, и начнет, наконец, покрываться железными дорогами… У него масса инициативы и комбинаций, он умеет развивать самодеятельность… Прежде всего необходимо сделать вам доклад, без введений на этот раз, серьезный, деловой, короткий. Наподобие вчерашнего. Я попрошу и Зернова, еще два человека я имею в виду. — Он назвал две фамилии. — Устроим целое заседание… Вот что, я вам дам карточки к ним, — поезжайте и условьтесь с ними относительно дня, когда вы все соберетесь у меня, решится тогда уже и день доклада… приблизительно в конце этой недели.
В конце недели предполагавшийся доклад действительно состоялся.
Громадная аудитория на этот раз была полна инженерными, военными и морскими мундирами исключительно. За особым столом сидел почетный президент, окруженный генералитетом.
Я говорил последним. Я говорил о нищете в наших деревнях, об упадке сельского хозяйства, об отсутствии у нас каких бы то ни было путей сообщения, о необходимости широкой свободы в смысле разрешения их постройки, типа и эксплуатации.
— Опека чиновника губит дело. В Бельгии не спрашивают разрешения на типы, на постройку, — просто строят, как мы строим дома, и вывешивают объявления о приеме грузов и пассажиров, когда дорога готова. Жизненность там дороги зависит от ее приспособленности к требованиям страны, рынка. Только при таких условиях она и будет приспособленной, будет извозчиком, готовым отвезти именно в то время, когда нужно, и к сроку: и овощи на рынок, и хлеб в элеватор, и лес, и всю ту массу груза, которую деятельная дорога-извозчик (а не государство в государстве) могла бы создать: в этом конце нет камня, а тот нуждается в лесе, — из города надо вывезти удобрение, а в город привезти все деревенские продукты, и т. д.
Я кончил так: