Том 4. Письма 1820-1849

Мне только что подали ваше письмо от 15 числа сего месяца, милый друг; вы совершенно правы, когда говорите, что ваши письма в настоящую минуту для нас чрезвычайно интересны. Мне бы хотелось получать от вас вести каждый день, умоляю вас и впредь не скупиться на письма. Ваша статья, адресованная г-ну Кольбу^*, доставила большое удовольствие моему мужу, мысли которого по многим важным вопросам полностью совпадают с вашими. К несчастью, каждый день уходящего месяца стоит десяти годов революционных дебатов, приведших в конце концов к уничтожению Монархии. Все, о чем помышляли сегодня и что казалось совершенно приемлемым, уже не отвечает событиям завтрашнего дня. И в конце концов напуганные свидетели разыгрывающейся на наших глазах великой драмы, похоже, мы вынуждены, сложив руки и склонив головы, дожидаться такой развязки смуты, какая будет угодна Провидению.

Баварский король отвратителен; из всех германских государей он, наверное, единственный, кого стоило бы прогнать, и если его бесценный народ этого еще не сделал, то лишь благодаря своему долготерпению. И хотя этого пока не случилось, но случится обязательно, я в этом не сомневаюсь, может быть, не путем восстания, а благодаря новому устройству Германии^*.

Бедняжка прусский король: мне его искренне жаль, но король, которому кричали: <1 нрзб> и который предстал перед народом в том состоянии, в каком он находился, когда он захотел обратиться к бунтовщикам и его пришлось поддерживать под руки, чтобы он смог выйти на свой балкон, мне кажется, не имеет будущего^*

. — В конце концов, одному Богу известно — возможно, в ту минуту, когда я пишу к вам, уже многое разрешилось.

А что с нашими несчастными австрийскими бумагами после венского взрыва, унесшего князя Меттерниха^*, о чем вы, вероятно, узнали на следующий день после того, как писали ко мне? Я перевела сюда остаток моего небольшого счета у Ротшильда. Исходя из 57 за один рубль серебром, это должно составить 4863 рубля, которые я хочу поместить в банк или перевести в русские ценные бумаги. Почему все наше состояние не здесь и почему я раньше не послушалась мужа, который с самого начала года не уставал повторять и мне и многим другим неверующим, что кризис неминуем. Надо отдать ему должное — он выказал, особенно за последние несколько месяцев, поистине поразительную проницательность. Однако он чрезвычайно взволнован и огорчен происходящим, гораздо сильнее, чем те, для кого события стали совершенно неожиданными.

Сразу после получения известия об отречении Луи Филиппа и провозглашении республики^* я написала Эйхталю с просьбой позаботиться о спасении моего состояния от полного крушения. Со дня на день ожидаю ответа, но думаю, что стремительный ход событий вынудил его отказаться на время от решительных операций и выжидать. Но чего он дождется? Чего мы все дождемся?

Я адресую это письмо во Франкфурт, куда, я полагаю, вы должны приехать почти одновременно с ним, если вы все же осуществите свои планы и покинете Париж в начале апреля.

Пишите нам подробно о положении за пределами Парижа, о положении в городах, через которые вы будете проезжать! Побольше подробностей, прошу вас, милый друг, ваши письма читаются с жадностью не только нами, но и некоторыми нашими близкими знакомыми, способными их оценить. Предпоследнее письмо^* мне подали вечером, и оно доставило удовольствие целому кружку, собравшемуся у одного из самых близких наших друзей; среди прочих там находилась графиня Нессельроде.

Похоже все же, что виконт не принял республику и устремится в Мюнхен^*. Я огорчена за вас и мне бы хотелось, чтобы он выбрал другое убежище от натиска бурь. Тысяча нежностей вашей жене и милым детям. Обнимаю вас всем сердцем и душой. Э. Тютчева

Рукой Ф. И. Тютчева:

Что можно сказать, любезный друг, в такую минуту? Нужно умолкнуть и восславить карающую Руку, которая на этот раз столь явно показалась из облаков… С нашей человеческой точки зрения, вот что следует с ошеломляющей очевидностью из того, при чем мы присутствуем: Революция, последнее слово ложной в своих основах цивилизации, которую нам хотелось считать болезнью роста, является на самом деле раковой опухолью

. Можно ли надеяться ограничить губительные последствия ценой пусть даже самой жестокой операции или ею поражена уже вся кровяная масса? Вот вопрос, который будет решен в течение нескольких недель. Что касается, в частности, до России, вопрос заключается в следующем: Революция, являющаяся для Запада болезнью, подтачивающей его изнутри, по отношению к России представляет собой материального и вполне ощутимого врага, угрожающего не только ее душе, но и самому ее существованию, который, говоря одним словом, хочет ее разрушения, как хотел этого в свое время великий Наполеон. И в этом Революция совершенно последовательна, она прекрасно усвоила, что между нею и нами идет бой не на жизнь, а на смерть^*. Vita Caroli — Mors Conradini.[32]