Том 4. Письма 1820-1849

Между тем внешняя жизнь шла своим чередом, и осиротевшие дочери Тютчева долго расценивали новый брак отца как предательство по отношению к памяти матери. 26 августа 1852 г. семнадцатилетняя Екатерина записала в дневнике: «Послезавтра, то есть 28, годовщина смерти доброй бедняжки мама́. Вот уже 14 лет, как у меня нет больше матери и та, что была ею, покоится в могиле под прекрасным солнцем Италии. Голубое небо и яркое солнце освещают землю, в которой почила та, кого я не могла знать, потому что она скончалась, когда мне не было и 2-х лет, но воспоминания о ней будят в моей душе смутное желание любви, совершенно незнакомой мне, но тем не менее представляющейся мне величайшим счастьем.

Господи, как хрупко и быстротечно наше счастье. Как ничтожны и обманчивы человеческие привязанности. Всего 14 лет прошло с тех пор, как Она умерла, а тот, кого Она страстно любила, кому Она посвятила свою жизнь, уже забыл ее, вернее, вспоминает о ней только как о мимолетном видении, стертом из памяти годами. Почивай в мире, милая тень, ты обрела гавань, и Тот, в Чьих пределах ты ныне пребываешь, не предаст тебя никогда…» (РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 183. Л. 83–83 об. Перевод с фр.).

92. И. Н. и Е. Л. ТЮТЧЕВЫМ

Печатается по автографу — РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 72. Л. 52–53 об.

Публикуется впервые.

¹

Гр. А. Х. Бенкендорф, шеф жандармов, начальник III Отделения, владел имением Фалль близ г. Ревеля Эстляндской губернии. Романтическое описание Фалля встречаем на страницах воспоминаний правнука Бенкендорфа кн. С. М. Волконского, бывшего директора императорских театров, эмигранта, друга М. И. Цветаевой; среди прочего он описывает кабинет Александра Христофоровича, который и во второй половине XIX в. сохранился в том виде, каким его застал Тютчев: «В Фалльском доме, таком светлом, приветливом, есть одна комната, в которую мы, дети, входили с некоторым страхом, — мрачная, молчаливая, в которой никто никогда не сидел. Это был кабинет моего прадеда Бенкендорфа. Перед большим письменным столом большое с высокой спинкой кресло; на столе бронзовые бюсты Николая I, Александра I, родителей Бенкендорфа. Вообще много бронзы — модели пушек, в маленьком виде памятники Кутузову и Барклаю де Толли; пресс-папье — кусок дерева от гроба Александра I, обделанный в бронзу, венчанный короной. Много портфелей с гравюрами, планами; высокие шкафы с книгами, медали в память двенадцатого года. <…> В этой комнате все вещи как-то особенно молчали. Там пахло стариной, большей давностью, чем в остальном доме; там всегда хотелось спросить кого-то: “Можно?”» (Князь С. Волконский. Мои воспоминания: В 2 т. М., 1992. Т. 2. С. 14–15).

² В августе 1843 г. император Николай I выехал в Берлин с ответным визитом новому прусскому королю Фридриху Вильгельму IV, бывшему в 1841 и 1842 гг. в России.

³ «Проект», о котором упоминает Тютчев, заключался в том, чтобы стать посредником между русским правительством и германской прессой, в которой по отношению к России господствовало «пламенное, слепое, неистовое, враждебное настроение». Частью этого проекта являлись и собственные публицистические выступления Тютчева в западной печати, которые стали появляться с 1844 г.

⁴ Дача вел. кн. Марии Николаевны по Петергофской дороге, неподалеку от Стрельны. Поблизости находилась Троице-Сергиевская приморская пустынь, основанная в 1732 г. архимандритом Варлаамом (Высоцким). Расцвет пустыни начался в 1833 г., когда ее наместником был назначен архимандрит Игнатий Брянчанинов, впоследствии автор «Аскетических опытов», причисленный в 1988 г. к лику святых. Великокняжеский двор часто посещал службы в Троицком соборе пустыни.