Читаем Том 4. После конца. Вселенские истории. Рассказы полностью

— Но в мире осталось много великих тайн, и если их раскрыть, ситуация будет выглядеть иначе, может быть, в нашу пользу.

— Не надейтесь. Да, в Новом Завете сказано, что Христос говорил то, что мир не мог вместить, хотя, значит, попытка была. Наверно, о том, чего мир бы однозначно не вместил, он молчал… Но неужели вы думаете, что эти тайны касаются таких ничтожных явлений, как Антихрист или дьявол? Бог-творец, а тем более Бог в Самом Себе настолько немыслимо бесконечен и бездонен, настолько превосходит всякое человеческое воображение, что так называемые сатанинские глубины, которые упомянуты в Новом Завете, — просто младенческие пузырьки по сравнению с теми глубинами, о которых и говорить-то невозможно… Я не хочу, Альфред, так уж оскорблять князя мира сего, но поймите меня, все-таки…

И Румов насмешливо развел руками.

— Попались бы вы ему, — мрачно ответил Норинг. — Действительно, метафизически страшен Бог, а не дьявол.

— Не то слово. Здесь все человеческие слова исчезают.

— Вы хотите меня напугать — не выйдет. Бог не палач и не людоед.

— Согласен с этой блестящей мыслью. Но вы опять употребляете по Его поводу человеческие слова… Это негоже… Нельзя так хамить метафизически. О том, что невыразимо, надо молчать.

Норинг внезапно встал и начал ходить по комнате около стола.

— Вы меня не убедили, — сказал он. — Временное и вечное — одно и то же. И физическое тело… О-го-го… Это еще такой бунт, такой взрыв… И потому я привлеку на Западе обычных людей…

— Смотря каких «обычных». Сейчас под давлением этой цивилизации, — ответил Румов, — развелись такие «обычные», что им ни Христос, ни Антихрист не нужны… Таких раньше в истории не было. Им на все наплевать, кроме своего быта, так называемого благополучия, жратвы и т. д. Такие неинтересны даже банальному черту, ну, может быть, только как хворост… Это просто амебы.

— Я не имею в виду таких, — Норинг довольно пристально посмотрел на Румова. — Петр, а почему вы мне не задаете вопрос, почему я, адепт Антихриста, пусть сначала для вас тайный, взял и подружился, так сказать, с вами? Неужели вы думаете, что я настолько глуп, что верил в ваше обращение к Антихристу? Тогда почему же?

Румов отпал.

— Не знаю, — сказал он.

— Потому что вы русский, — Альфред заходил по комнате. — Россия не только загадочная страна. Если не случится что-то непредвиденное, то России предстоит великое будущее, прежде всего в духовной сфере. Это известно и понятно. Запад — убежище мертвых, величайшая страна духа, Индия, да и весь Восток сделали уже свое великое дело. Теперь слово за Россией. Нам необходимо познать Россию.

— Ах, вот оно что, — Румов тоже встал. — Лучше не надо. С нас и так хватит исторических приключений в XX веке.

— Ничего, ничего, — подбодрил его Норинг. — Все выдержите. А нам надо понять, кто вы… Так вот, я через неделю вылетаю в Москву. Виза есть. Если честно, могли бы вы меня познакомить с какими-нибудь интересными людьми? Я все равно и без вас смогу выйти на них. Не с бизнесменами же мне знакомиться. Что с них взять, кроме денег…

— Не говорите так. У нас и среди бизнесменов, и среди бомжей найдутся в той или иной степени интересные люди.

Румов неприлично посмотрел в лицо Норингу.

— Но ведь мы теперь, так сказать, враги, — сказал он. — Впрочем, еще неизвестно — может быть, наоборот, мы вас переубедим…

Норинг захохотал.

— Вы все-таки наглый тип, Румов.

На этом они и расстались.

…Румов приехал домой совершенно разбитый. Он честно признался себе, что такого он не ожидал. Альфред в чем-то загадочен казался, но не в таком плане, в конце концов. «Только Антихриста на мою голову не хватало», — вздыхал Румов. В душе он чувствовал, что со стороны Альфреда это не игра, это серьезно. Но был ли он действительно посланником или просто думал, верил, что он таков, Румов не мог определить…

Дома его ждала с ужином сестра. Она сразу заметила, что брат ее не в себе. Румов, разумеется, поведал ей все. Таисия ахнула и от восторга чуть не упала со стула.

— Что здесь веселого? — спросил ее Петр.

— А как же не веселиться? — рассмеялась Таисия. — Все идет, как предсказано. Человечки и не знают, что в каком-то смысле они предопределены. Вот тебе, бабушка, и свобода воли. Один парадокс за другим.

— Я тоже так думаю, — проговорил Румов. — Ты ведь мое второе «я». Но я все-таки помрачнел. Согласись, неприятно.

— Брось. Еще не то будет. А в нашей России, по большому счету, у него ничего не выйдет. Оплюют, осмеют, не потому что Антихрист, а просто так, от души. И скажут еще, что никакой он не адепт Антихриста, а просто дурак дураком. Америкашка.

За ужином Таисия, в свою очередь, рассказала брату о своих уже сложившихся взглядах на современную западную литературу.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мамлеев, Юрий. Собрание сочинений

Том 1. Шатуны. Южинский цикл. Рассказы 60–70-х годов
Том 1. Шатуны. Южинский цикл. Рассказы 60–70-х годов

Юрий Мамлеев — родоначальник жанра метафизического реализма, основатель литературно-философской школы. Сверхзадача метафизика — раскрытие внутренних бездн, которые таятся в душе человека. Самое афористичное определение прозы Мамлеева — Литература конца света.Жизнь довольно кошмарна: она коротка… Настоящая литература обладает эффектом катарсиса, который безусловен в прозе Юрия Мамлеева; ее исход — таинственное очищение, даже если жизнь описана в ней как грязь. Главная цель писателя — сохранить или разбудить духовное начало в человеке, осознав существование великой метафизической тайны Бытия.В 1-й том Собрания сочинений вошли знаменитый роман «Шатуны», не менее знаменитый «Южинский цикл» и нашумевшие рассказы 60–70-х годов.

Юрий Витальевич Мамлеев

Магический реализм

Похожие книги

Вдовье счастье
Вдовье счастье

Вчера я носила роскошные платья, сегодня — траур. Вчера я блистала при дворе, сегодня я — всеми гонимая мать четверых малышей и с ужасом смотрю на долговые расписки. Вчера мной любовались, сегодня травят, и участь моя и детей предрешена.Сегодня я — безропотно сносящая грязные слухи, беззаветно влюбленная в покойного мужа нищенка. Но еще вчера я была той, кто однажды поднялся из безнадеги, и мне не нравятся ни долги, ни сплетни, ни муж, ни лживые кавалеры, ни змеи в шуршащих платьях, и вас удивит, господа, перемена в характере робкой пташки.Зрелая, умная, расчетливая героиня в теле многодетной фиалочки в долгах и шелках. Подгоревшая сторона французских булок, альтернативная Россия, друзья и враги, магия, быт, прогрессорство и расследование.

Даниэль Брэйн

Магический реализм / Самиздат, сетевая литература / Попаданцы