Том 4. Произведения 1857-1865

Катерина Михеевна не удерживала его; но когда он вышел, она безотчетно подошла к тому окошку, у которого стоял и Веригин, и долго, в бессознательной задумчивости, всматривалась в темноту, окутывавшую улицу.

— Где же птенец-то наш? — разбудил ее голос стряпчего от задумчивости.

— Ушел, — отвечала она отрывисто, и с этим словом сама вышла из комнаты.

— Не умели, сударыня, занять молодого гостя! — кричал ей следом Веприков, — а вот мы так с Анной Прохоровной уж и подружиться успели!

Анна Прохоровна действительно уже совсем не робела и даже потихоньку посмеивалась.

Я не стану затруднять читателя дальнейшим описанием обыска; достаточно сказать, что он кончился ничем, и это привело в столь великое смущение Никанора Семеныча Лупогорова, что он впопыхах даже принялся вразумлять и усовещивать старика Клочьева.

— Слушай, Михей Иваныч, не может быть, чтоб егоу тебя не было! скажи! — говорил он очень убедительно, перерывши наперед все хозяйские сундуки и заглянувши во все закоулки как в самом доме, так и в надворных строениях,

— Ищи! — отвечал кратко Михей Иваныч.

Вследствие этого Никанор Семеныч провел самую скверную ночь, подобную которой, по всем вероятиям, не приводилось ему провесть ни разу от рождения. И в самом деле, было от чего прийти в отчаяние. Слыл он в губернии самым расторопным городничим и славился именно тем, что налетом налетал на всякого, на кого от начальства налетать предписано было, — и вдруг теперь нет ничего! Естественное заключение, какое могло вывести из этой неудачи губернское начальство, должно было состоять в том, что он взял взятку («Не утерпел-таки старик! хапнул!») и закрыл дело в ущерб государственному интересу.

— Видит бог! — вскрикивал Никанор Семеныч, привскакивая на постели при одной мысли, как он чисто и непорочно провел минувший вечер.