Том 4. Произведения 1857-1865

Гаврило Прокофьич уходит. Доложите его сиятельству, что я жизнью готов… (Кричит.)Шампанского подать!

Лобастов. Ай да старичина! Вот как расходился!

Гаврило Прокофьич(с шкатулкой в руках).Сейчас, дединька, вот возьмите сперва шкатулку.

Иван Прокофьич вновь отпирает шкатулку и считает деньги.

Иван Прокофьич(подавая деньги Разбитному).Вот, Леонид Сергеич, малая лепта от трудов моих! Сколько могу, сколько сил моих хватает…

Разбитной

(кладя деньги в карман).Поверьте, Иван Прокофьич, князь сумеет оценить…

Сцена XI

Те же и Фурначев.

Фурначев принадлежит к разряду тех людей, которых называют солидными. Он большого роста, с приличным чину брюшком, ходит прямо, говорит медленно и с достоинством; выражение лица имеет начальственное. При появлении его в лице Ивана Прокофьича разливается самодовольствие.

Фурначев(останавливается в дверях и говорит за кулисы).Скажи, братец, моему кучеру, чтоб он ехал домой и доложил Настасье Ивановне, что я доехал благополучно. Да сей час же чтоб и воротился. (Подходит к Ивану Прокофьичу.)Как вы себя сегодня чувствуете, папенька? (Целует у него руку.)А у меня Настасья Ивановна что-то сегодня расхворалась… А! ваше превосходительство! Леонид Сергеич! Сейчас встретил я по дороге Доброзракова, и он сообщил мне утешительную весть, что ваше здоровье, папенька, весьма удовлетворительно… дай бог! дай бог! я всегда был того мнения, что болезненное состояние самое неприятное… не нужно ни богатств, ни почестей, если человек не пользуется первым благом жизни — здоровьем!

Лобастов

. Это уж последнее дело!

Иван Прокофьич. Что ж ты не скажешь, чем Настасья-то Ивановна нездорова?

Фурначев. А ее болезнь, папенька, вам известная-с. Вчера с вечеру, должно быть, покушала… так, знаете, ночью-то даже дыханье остановилось.

Иван Прокофьич. Да ты бы не давал ей есть-то.

Фурначев. Нельзя, папенька, нельзя-с. Пробовал уж я, да только время напрасно потратил, а время, вы знаете, такой капитал, которого не воротишь. Всякий капитал воротить можно, а времени воротить невозможно.

Разбитной. Скажите, пожалуйста, Семен Семеныч, вы не были сегодня у князя?

Фурначев. Не был, Леонид Сергеич, не был, потому что не имел чести быть приглашенным.

Разбитной. Странно! а он хотел вас просить… знаете, вчера был пожар, погорела вдова с детьми… что-то много их там… княжна очень интересуется положением этих сирот.

Фурначев. Это наш долг, Леонид Сергеич, отирать слезы вдовых и сирых, это, можно сказать, наша священная обязанность… Я не об себе это говорю, Леонид Сергеич, потому что у меня правая рука не знает, что делает левая, а вообще…

Вносят стаканы с шампанским.

Разбитной. Так вы заезжайте к князю: ему будет очень приятно. А между тем мы выпьем здоровье нового жертвователя. (Берет стакан и намеревается пить.)

Иван Прокофьич. Нет, Леонид Сергеич, позвольте! Семен Семеныч свой человек, а вы наш гость. (Берет стакан.)За здоровье Леонида Сергеича!

Разбитной. Господа, я не нахожу слов выразить всю мою признательность! Почтенный патриарх, предложивший этот тост, почтил не меня самого, а в лице моем упорный труд и непоколебимое бескорыстие на высоком поприще общественного служения. Господа! не под влиянием винных паров, но под влиянием благотворных движений моего сердца говорю я: девизом нашим должен быть труд скромный, но упорный, труд никем не замечаемый, не бросающийся в глаза, но честный, труд, сегодня оканчивающийся и завтра снова начинающийся. Господа! настало для нас время обратить наше умственное око внутрь нас самих, ознакомиться с нашими собственными язвами и изыскать средства к уврачеванию их. Не блестящая эта участь, и не розами, но терниями усыпан путь безвестного труженика, которому приходится в поте лица возделывать землю, плодами которой воспользуются потомки! Но благословим его скромный, невидный труд, пошлем ему вослед самые искренние пожелания нашего сердца… Вспомним, что только они могут осветить лучом радости безотрадную пустыню, перед нами расстилающуюся, вспомним это и не пожалеем ни добрых слов, ни теплого участья, ни ободрения… Я сказал, господа! (Пьет.)

Гаврило Прокофьич. Ура! (Пьет.)

Фурначев(жмет Разбитному руку).Вы благородный человек, Леонид Сергеич! (Отпивает немного и ставит стакан.)

Лобастов(в сторону).И где он этак говорить научился!

Иван Прокофьич(Фурначеву).Да ты пей все.

Фурначев. Не могу, папенька, не могу. Здоровья пожелал Леониду Сергеичу от глубины души, а пить не могу. Утром, знаете, натура не принимает!

Лобастов. Ау меня вот так во всякое время натура принимает.