Том 4. Произведения 1857-1865

Фурначев. Я про такой вздор и слышать, сударыня, не хочу… пускай Палагея Антоновна нищих разводит — это её дело!

Настасья Ивановна. Да, по крайности, ей весело, что у нее хоть муж есть… ах, только глупа я была, что добрых людей не послушала.

Входит лакей.

Лакей. Анна Петровна приехали.

Фурначев. Проси.

Лакей выходит. Ты хоть при ней-то, сударыня, глупостей своих не говори.

Настасья Ивановна. Вот бы вас вместе женить; по крайней мере, была бы парочка.

Сцена III

Те жеи Живоедова.

Живоедова. А я, Настасья Ивановна, к вам. Давеча супруг-то сказал, что неможется вам…

Целуются.

Настасья Ивановна. Под ложечкой что-то… Ну что, как дома?

Живоедова. Да что дома? Не знаю уж как и сказать-то: иной раз видится, будто умереть ему надо, а иной раз будто жить хочет… Измучилась я с ним совсем.

Фурначев

. Для вас, почтеннейшая Анна Петровна, уж одно то как должно быть неприятно, что в глазах ваших страдает особа, которою вы, можно сказать, с детства облагодетельствованы.

Живоедова. Конечно, Семен Семеныч, сами, чай, знаете, каково видеть, как живой человек умирает.

Фурначев. Не приведи бог, Анна Петровна. Я вот часто Настасье Ивановне тоже говорю: что-то наша почтеннейшая Анна Петровна поделывает — вот истинная-то страдалица!

Живоедова. Правда, Семен Семеныч, это истинная правда. Ведь даже лекарства ни из чьих рук принять не хочет: все Аннушка подай. Он же в болезнях-то такой благой…

Фурначев. Именно, не всякая женщина способна на такие жертвы… вот мы как вас понимаем, наша почтеннейшая!

Живоедова. Благодарю покорно, Семен Семеныч.

Настасья Ивановна. Уж что правда, то правда, Анна Петровна: я вот хоть и дочерью папеньке прихожусь, а кажется, ни за что бы на свете этакой муки не вытерпела.

Живоедова

(скромно).Да вы, моя голубушка, совсем и воспитанье другое получили… Я что? Я, можно сказать, смалолетства все в слезах да в слезах: как еще только глаза-то глядят!

Фурначев. Ничего, бог милостив, не останетесь без возмездия… Вспомните, сударыня, что бог с небеси призирает труждающихся.

Живоедова. Так-то так… хорошо, кабы ваша правда была, Семен Семеныч. А то вот как придется на старости-то лет опять в чужие люди идти?

Фурначев. Не говорите этого, сударыня. Бог именно видит, кто чего заслуживает, и добродетельные люди всегда и на сем и на том свете мзду для себя получали. Это уж я по себе заключить могу.

Живоедова. Хорошо, кабы на сем-то, Семен Семеныч.

Настасья Ивановна. Да неужто ж он еще не сделал духовной?

Живоедова

. То-то и есть, мой ангел, что не сделал. Вам-то оно ничего, только разве досадно будет, что все Прокофью Иванычу достанется, а мне-то каково? Ведь Прокофей-то Иваныч думает, что через меня у них и раздор весь вышел… Конечно, глупа была! Кабы не женская моя простота, держать бы старика-то в сермяге, да воровать бы у него из сундука по малости… Так ведь тоже обидно, сударыня! Всякому ведь известно, при каких я должностях состою, так, по крайности, пусть уж говорят, что у хорошего человека, а не у сермяжника. Так чем же я тут виновата, что у них промеж себя из-за бороды в расстрой пошло? я уж сколько раз Прокофью-то говорила: да подари ты, сударь, ему эту бороду, так вот нет же, одеревенел человек.

Фурначев. Да, крепонек-таки любезнейший братец.

Настасья Ивановна. Просто даже скверно на него смотреть, голубушка Анна Петровна. Намеднись вот в церкви, так при всех и лезет целоваться — я даже сгорела от стыда… Вы возьмите, Анна Петровна, я ведь статская советница, в лучших домах бываю, и вдруг такой афронт!

Живоедова. А ведь это он, сударыня, с озорством сделал. Он даром что смирно смотрит, а ведь тоже куда озороват.

Настасья Ивановна. И я то же говорю, да вот Семен Семеныч все не верит… Кабы не Семен Семеныч, так я бы, кажется, давно ему в бороду наплевала.

Фурначев. Излишняя чувствительность, Настасья Ивановна, ведет лишь к погибели. Кто может предвидеть, какими такими путями ведет провидение человека? По моему мнению, почтеннейшая Анна Петровна, человек самое несчастное в мире создание. Родится — плачет; умирает — плачет. Следовательно, Настасья Ивановна, нам нужно с кротостью нести тяготы наши. Так ли?

Живоедова. Это правда, Семен Семеныч.

Фурначев. Ты бы вот, Настасья Ивановна, в горячности чувств своих, плюнула Прокофью Иванычу в бороду, а кто знает? может быть, еще пригодится тебе эта борода? Человек в своей кичливости предпринимает иногда вещи, в которых впоследствии горько раскаивается, но недаром гласит народная мудрость: не плюй в колодезь — испить пригодится…Может быть, почтеннейший Прокофий Иваныч и есть тот самый колодезь, о котором гласит пословица? Каково же тебе, сударыня, будет, если после испить-то из него придется?