Том 4. Стиховедение

Далее, дробление сложных предложений в господствующем типе «4» у Фета ничем не отличается от пушкинского: преобладают подтипы «4» и 2 + 2, составляя 32 % + 36 % = 68 %. Наконец, строфы «восходящего» синтаксического строения употребляются чаще, чем строфы «нисходящего» строения, не в три раза, как у Пушкина, а в восемь раз: преобладание господствующей тенденции выражено гораздо резче. В целом можно сказать, что синтаксис строфы от Пушкина к Фету становится гораздо более однообразным и окостенелым. Как известно, ритмика строки (4-стопного ямба) от Пушкина к Фету тоже становится гораздо более однообразной и окостенелой: перед нами любопытная параллельность эволюции ритма и синтаксиса.

До сих пор мы ничего не говорили о предложениях, длина которых меньше одной строки. Все они, за единственным исключением (у Фета), занимают начала строк, являясь как бы «сверхсхемным предложением» в начале четырех-, двух- и однострочных (а у Фета и трехстрочных) предложений. Объем их — от одной стопы («Увянет! Жизнью молодою…») до трех стоп («Театр во мгле затих. Агата…»). Пример «сверхсхемного предложения» в начале четырехстрочного предложения: «

Ты счастлив: ты свой домик малый, Обычай мудрости храня, От злых забот и лени вялой Застраховал, как от огня». В начале двухстрочного: «Но свет… Жестоких осуждений Не изменяет он своих…». В начале однострочного: «И жив ли тот? и та жива ли?..». Во всех этих примерах короткая фраза приходится на начало строфы; но она может находиться и в середине строфы, например во втором и третьем членах строфы 1 + 2 + 1: «Но в полдень нет уж той отваги; Порастрясло нас

; | нам страшней И косогоры и овраги; Кричим: полегче, дуралей!» Таких случаев, когда «сверхсхемное предложение» занимало бы конец двух- или четырехстрочного члена, у Пушкина нет, а у Фета — только один пример: «Театр во мгле затих. Агата В объятьях нежного стрелка. Еще напевами объята, Душа светла — и жизнь легка». Кроме того, у Фета трижды встречаются случаи, когда вставная фраза отсекает от предложения его начало: «Те грезы — жизнь их осудила, — То прах давнишних алтарей…»; мы их также считали «сверхсхемными предложениями».

Всего у Пушкина на 81 графически выделенную строфу приходится 18 коротких предложений в начале строк (22 %), из них 12 — в начале строф (две трети). На 61 графически не выделенную строфу приходится 7 коротких предложений в начале строк (11 %), из них 4 — в начале строф (чуть больше половины). Видно, что графически не выделенные четверостишия избегают «сверхсхемных предложений», чтобы расшатанность синтаксиса не ослабила и без того стушеванную четкость строфики. У Фета на 193 графически выделенные строфы приходится 44 коротких предложения (23 %), из них 36 — в начале строф (4/5). Общая насыщенность текста «сверхсхемными предложениями» — такая же, как у Пушкина, но их сосредоточенность в начале строф — выше («Какая грусть! Конец аллеи…», «О первый ландыш! Из-под снега…», «Тускнеют угли. В полумраке…», «Я уезжаю.

Замирает…», «Прости! во мгле воспоминанья…»). Можно сказать, что и здесь происходит некоторое окостенение строфического синтаксиса.

Мы намеренно назвали предложения длиной меньше одной строки «сверхсхемными предложениями» в синтаксисе — по аналогии со «сверхсхемными ударениями» в ритме. Как строка ямба стремится сосредоточивать короткие сверхсхемноударные слова в начале, а длинные, пиррихиеобразующие — в конце, так и четверостишие стремится сосредоточивать короткие «сверхсхемные предложения» в начале строф (или хотя бы полустрофий), а более длинные отодвигать в конец строф. Ритм строки и синтаксис строфы оказываются организованы изоморфически.

Последнее, о чем следует сказать по поводу синтаксиса четверостишия, — это редкие случаи строфического анжамбмана, когда последнее предложение не кончается с концом строфы. Пример: «Но ни один волшебник милый, Владетель умственных даров, Не вымышлял с такою силой, Так хитро сказок и стихов, // Как прозорливый и крылатый Поэт той чудной стороны, Где мужи грозны и косматы, А жены гуриям равны». Иногда давление строфики оказывается так сильно, что поэт ставит в конце строфы точку, даже если она рассекает предложение — так, у Фета: «Горя над суетной землею, Ты милосердно разреши Мне упиваться чистотою И красотой твоей души. // Глядеть, каким прозрачным светом Окружена ты на земле, Как Божий мир при свете этом В голубоватой тонет мгле!» (ср. у Пушкина точка с запятой в стихотворении «Друзьям», 1822, после третьей строфы перед но).