Том 4: Три мастера: Бальзак, Диккенс, Достоевский; Критико-биографическое исследование «Бальзак»

В октябре Бальзак снова приезжает в Верховню, но на этот раз восторги в его посланиях заметно поостыли. Верховна уже больше не рай, напротив — она пустыня. «Ах, если бы ты прожила две недели здесь на Украине, то Рю Фортюне показалась бы тебе очаровательной», — пишет он матери. И он непрерывно с каким-то страхом подчеркивает, сколь желанным гостем он здесь является:

«Люди, среди которых я живу, исключительно любезны ко мне. Я избалованный гость и друг в полном смысле этого слова. Здесь знают всех членов моей семьи, проявляют величайший к ним интерес, разделяют все мои заботы. Но что можно сделать против невозможного?»

Так, пользуясь безличной формой, Бальзак никогда не называет госпожу Ганскую. Но все же ей надлежит знать, что там, в Париже, у него есть мать и сестра. Впрочем, между строк или, собственно говоря, просто из текста, явствует, что в Верховне не все благополучно. Здесь кажутся «невозможными» действительно невозможные расходы Бальзака. Госпожа Ганская, и, очевидно, не без оснований, была испугана безумными деньгами, потраченными на дом, в котором она, вероятно, вовсе не собиралась жить. Бальзак пытается сократить свои расходы, и он пишет в Париж:

«Достаточно, если я скажу, что жертвы, которые здесь готовы принести, имеют предел, и не нужно становиться в тягость даже самым близким людям. Эти вечные долги, связанные с домом, произвели неблагоприятное впечатление, и если произойдет еще какая-нибудь история, то, право же, вся моя будущность может оказаться под вопросом». По-видимому, у них были серьезные размолвки:

«Здесь раздражены тем, что я потратил столь крупную сумму».

Госпожа Ганская должна была вновь убедиться в том, что коммерческие таланты Бальзака нуждаются в строгом контроле. Дом, который, по первоначальным его расчетам, должен был обойтись в сто тысяч франков, стоит ему теперь, после ремонта, уже триста тысяч. И даже для миллионерши Эвы Ганской это, вероятно, не слишком приятно. Раздражение, царящее в Верховне, оказывается заразительным. Бальзак в раздражении пишет домой, и мать раздраженно ему отвечает. Одно из этих писем попадает в руки госпожи Ганской. Возникают новые размолвки, и Бальзак пытается свалить всю вину на своих близких — лишь они повинны в том, что его свадьба все откладывается. Речь идет уже о том, что госпожа Ганская, вероятно, захочет продать особняк на Рю Фортюне:

«Здесь она богата, любима и уважаема. Она ни в чем не испытывает недостатка. Понятно, что она колеблется, боясь очутиться в такой обстановке, где ее не ждет ничего, кроме беспокойства, долгов, расходов и где вокруг нее будут одни только незнакомые люди. И ее дети трепещут за нее».

Бальзака тоже охватывает страх, и он делает совершенно бессмысленные попытки навести экономию. Внезапно оказывается необходимым рассчитать служанку. Именно ее жалованье и харчи становятся для него чрезмерным бременем. Только слугу Франсуа следует оставить. Он незаменимый страж накопленных сокровищ. Бальзак впадает в еще более комичную крайность. Из глубин черноземной Украины он пишет сестре в Сюренн и спрашивает, не сможет ли она, когда он вернется, посылать ему раз в неделю, по понедельникам, свою кухарку. Та будет варить для него и для его слуги говядину впрок, на всю неделю.

И он, который считал уже на миллионы, теперь оперирует скромнейшими числами:

«Мне остается не больше двухсот франков, и скоро я вообще ничего не буду получать, кроме доходов с театральных постановок. И вообще я вижу, что близится день, когда даже мои лучшие вещи не принесут мне уже ни гроша».

Такой упадок духа — новость у Бальзака. Писатель явно подавлен, он уже больше не тот, что прежде. Его жизнестойкости нанесен сокрушительный удар. И организм мстит за себя. Сигналы бедствия поступали к нему и прежде, но Бальзак никогда не обращал на них достаточного внимания. Однако теперь здоровье его потрясено серьезно. Еще один толчок, и его могучий организм потерпит крушение.

Злосчастное путешествие в Верховню было неразумно. Бальзак, дитя Турени, не привык к российской стуже. Он простужается, у него бронхит. И тут становится ясным, что сердце его, которое верный друг доктор Наккар еще в 1842 году нашел внушающим опасения, теперь в прескверном состоянии. Наконец Бальзак получает возможность оставить постель, но от его былой подвижности не осталось и следа. Он задыхается на каждом шагу; ему трудно даже говорить. Он исхудал, стал худее, чем был в 1819 году. Он пишет, что болезнь «сделала меня ребенком».

О работе и думать нечего.

«За целый год я ничего не заработал».

И кажется символичным, что он вынужден снять свое любимое рабочее платье, свою монашескую рясу: