Том 4. Выборы в Венгрии. Странный брак

— Ну, так дело проще простого. Нужно подпоить этого дьявола Гергея; тем временем хозяин запряжет повозку и будет ждать с ней где-нибудь в городе, в условленном месте. Заблаговременно на нее погрузят все сундуки и перины новобрачной. А сама она, ни с кем не простившись, выйдет будто для того, чтобы прикорнуть немного. Мой гусар будет ждать ее на улице перед «Грифом» и проводит до повозки.

У Видонки зубы застучали от страха.

— Ай-яй-яй! Ночью? Гусар? Молодая женщина? Нет, на это я не согласен! Что невозможно, то невозможно!

— Эх, что за глупая ревность! Ведь гусар-то — старая развалина.

— А как бы сначала взглянуть на него?

Тогда придумаем другой план. Выходите-ка потихоньку, словно идете на кухню или в сени целоваться, как это бывает в подобных случаях.

— Бывает, бывает! — радостно подтвердил Видонка, сверкая глазами. — Мы уже раза два выходили сегодня.

— Ну вот, а теперь вы пойдете не в сени, а прямо к повозке, куда отведет вас гусар; сядете на нее — а там ищи ветра в поле! Даже ни разу не остановитесь до самого бозошского замка. Гайдук же мой отвезет управляющему письмо, чтоб тот снабдил вас всем необходимым, немедленно обставил жилье и защитил вас от кого бы то ни было.

— А Гергей? — спросил Видонка, волнуясь.

— А Гергей сперва хватится вас, потом начнет искать, — а вас и след простыл. Добыча уплыла из-под носа!

— А если он кинется за нами?

— Пусть только попробует! Ручаюсь, что домой его отнесут на простыне: я прикажу управляющему, чтоб всыпал ему хорошенько, и Гергей, пока жив, будет помнить об этом! Управляющий у меня такой аккуратный человек, что и проценты выплачивает сразу же.

Видонка расхохотался, ему начинал нравиться такой оборот дела. И он решительно протянул руку:

— Ну, хорошо! Вот вам моя честная рука.

Последовало рукопожатие, и на лице Фаи заблистали лучи радостного удовлетворения. Он глубоко вздохнул, как человек, выполнивший тяжелую работу. Довольный, он подумал: «Ну, теперь процесс мы выиграли! Хотел бы я, чтоб Перевицкий видел, на что способен бывший вице-губернатор». Господину Фаи, разумеется, было уже не до сна. Впереди предстояло еще много дел: договориться с Гриби о повозке, дать указания гусару, написать письмо господину Будаи.

«Domine delictissime.[92] Мой верный друг!

Я нанял мастера Видонку на должность столяра в моем имении. Он будет нашим свидетелем на процессе; поэтому-то барон Дёри своими подлыми махинациями и хотел удалить его с наших глаз.

Позаботьтесь, delictissime, о том, чтобы наилучшим образом обеспечить его и жену; пусть катается как сыр в масле, и пусть все называют его «ваша милость». Такового, конечно, я не мог бы нанять себе де-юре, однако все же нанял, ибо этого требуют интересы дела. Берегите его как зеницу ока, так как возможно, что его будут преследовать, может быть даже попытаются переманить.

Obligatus servus.[93]

Стефанус Фаи де Фаи.

P. S. Граф Янош, уехавший по своим любовным делам, нашелся, черт возьми!»

Покончив с письмом, Фаи продолжал бодрствовать до тех пор, пока все не совершилось (после двух часов ночи) так, как он предвидел и наметил.

Тогда он запер дверь, заткнул окно подушкой, чтобы заглушить звуки музыки, разделся и вскоре преспокойно заснул. Ему приснилось, что он — маленький мальчик и находит яйцо дикого голубя. Задыхаясь от радости, он несет яичко домой. Там он, к великому своему удивлению, встречает господина Перевицкого, который вдруг превращается в наседку. Она долбит яйцо клювом, раскалывает скорлупу надвое, и из яйца неожиданно выпрыгивает уродливый черный котенок. Громко мяукая, он бежит к Фаи, стучит лапками так, словно это совсем и не кошачьи лапки, а четыре маленьких молоточка.

Тут Фаи проснулся.

Солнце уже было высоко в небе и заглядывало в комнату через окно, неплотно заткнутое подушкой.

В дверь кто-то действительно стучал. Как хорошо! Значит, черный котенок только приснился!

— Войдите!

— Это я, дорогой опекун.

— Ах, так ты здесь, черт возьми. Не миновать тебе головомойки! Сейчас открою, блудный сын!