– Конечно. Это ведь ты научила ее делать высокую прическу, и все увидели, какая красивая, какая лилейная у нее шея. Я сколько раз перехватывала взгляды Франсуа, он с тех пор так и пялился на эту курицу, а то в упор не видел. Ты, милочка, ты во всем виновата!
– Что ж, это приятно, – усмехнулась Мария. – Я вижу, вы живете так же замечательно, как и прежде.
– Да, да, да! За-ме-ча-атель-но-о! – вдруг передразнила гостью Николь, и слезы закипели в уголках ее глаз, почти черных на затененном лице. – Ничего замечательного, ровным счетом! Опять я торчу в этой дыре! А Париж только обещают, обещают и обещают…
– А что маршал Петен? – спросила Мария, прерывая неловкую паузу.
– Вот он-то все и тормозит. Мой давным-давно был бы уже министром. А маршал все твердит: не время, ты мне нужен в провинции, это гораздо важнее! Вот мы и торчим в провинции! А жизнь – ку-ку… прости-прощай, жизнь!
– Военным министром? – спросила Мария, чтобы сбить накал эмоций у хозяйки дома.
– Ну а каким же еще?! В военном министерстве его все уважают, там полно его однокашников, тем более что за годы сидений то здесь, то в Алжире, то в Марокко он заслужил Париж – это все понимают…
Николь еще говорила что-то, но Мария уже не слушала ее, а быстро соображала, как продать пушки с линкора. Может быть, и нет смысла обращаться к самому Петену?.. Большие люди только обозначают задачи, а решают-то их совсем другие, решает так называемое среднее звено. И через мужа Николь это самое среднее звено может оказаться вполне доступным…
Приехавшие к обеду генерал-губернатор и доктор Франсуа, кстати сказать, уже в чине полковника военно-медицинской службы, искренне обрадовались при виде Марии. И тот и другой даже обняли ее по-отечески и поцеловали в щеку.
Теперь в просторной и светлой столовой Мария наконец была вынуждена взглянуть в лицо Николь… Что ж, конечно, время безжалостно, но Николь почти не изменилась. Мария была рада, что это так, а не иначе, и на нее вдруг нашло ребячливое, дурашливое настроение. Она чмокнула Николь в висок и шепнула ей на ухо: «Ты молодец, ты отлично выглядишь!»
Николь тут же разулыбалась, тут же забыла, что она «торчит в провинции», что муж еще не министр, и стала такой веселой, такой доброжелательной, какой ни муж, ни Франсуа, ни Клодин уже давно ее не видели; тут следует заметить, что мадам Клодин была приглашена к столу на равных, ее новое положение не оставляло для Николь никакого выбора.
– О, доктор Франсуа, вы уже полковник, поздравляю! – Мария заметила серебряные нашивки на новеньком темно-сером мундире доктора.
– Да, это шалости хозяина нашего дома, – глухо отвечал доктор, и его обширная лысина и короткая шея стали багровыми. – Если бы…
– Тебе давно пора быть генералом, – добродушно прервал приятеля губернатор, – все кокетничаешь!
– Пора, пора! – подхватила Клодин. – Я уже прикидывала на него генеральский мундир, он ему чудо как к лицу!
– Ну что ты говоришь, Кло! – Франсуа так смутился, что его багровая лысина даже покрылась бисеринками пота. Он бросил в сердцах на стол салфетку и хотел выйти из-за стола, но Николь усадила его на место.
– Не волнуйся, Франсуа, – добродушно сказал хозяин дома. – Здесь, в Тунизии, у меня нет для тебя генеральской должности. Вот если переедем в Париж, тогда я обещаю Клодин устроить это в две недели!
– Угу, так нас и ждали в Париже! Одни разговоры! – ожесточенно буркнула Николь.
Муж взглянул на нее внимательно и промолчал. Наступила неловкая пауза.
– Так давайте же есть баранину по-бордосски! – призвала Мария. – Какая прелесть на вид! Какая румяная корочка! А запах…
Гнетущую паузу как рукой сняло, все с облегчением застучали ножами и вилками.
Баранина была нежная-нежная, душистая-душистая, баранина была приготовлена на славу! Наслаждаясь жареным мясом, Мария невольно думала о том, как была права ее мать, Анна Карповна, когда говорила: «В каждом дому по кому». И еще она говорила: «У каждого свои заботы: у кого суп пустой, у кого жемчуг мелкий».
– Если разрешите, я произнесу тост, – взяв в руку бокал с тяжело играющим в нем рубиновым вином, начала Мария. – Я хочу сказать, что все эти годы помнила о каждом из вас и эта память поддерживала меня в пути. А сегодня доктор Франсуа, можно сказать, спас мне жизнь… Давайте выпьем за вашу дружную семью! – Мария приподняла бокал над головой. – У нас, у русских, принято чокаться. – И она легонько ударила своим бокалом о бокал в руке Николь. А потом все стали чокаться и с Марией, и между собой – бокалы весело звенели, и это всем нравилось.
– Как же это я умудрился спасти вашу жизнь, да еще прямо сегодня? – заинтригованно спросил доктор Франсуа.
– Помните, вы учили меня туарегскому языку? Он достался мне по жребию, из вашей фуражки, помните?
Доктор Франсуа кивнул своей большой лысой головой в серебряном венчике жидких седых волос, окружавших лысину язычками, наподобие венка триумфатора.
– Так вот, сегодня, когда я ехала к вам, на меня напали туареги и хотели взять в плен. Мне удалось вырваться из их кольца только потому, что я поняла, о чем они говорят между собой.