Читаем Том 5. Письма из Франции и Италии полностью

По свидетельству В. Г. Белинского, вопросы, поставленные Герценом в его «Письмах», породили дискуссию и в кружке его русских друзей в Париже. Бакунин доказывал Белинскому, что «избави-де бог Россию от буржуазии». Сазонов и Анненков упрекали Герцена в том, что он толкует слово «буржуазия» слишком неопределенно и сбивчиво и не учитывает, что понятие это охватывает не только крупную буржуазию, но и среднюю и мелкую буржуазию. С данным упреком был, повидимому, согласен и Белинский. Он повторил его в своем отклике на «Письма из Avenue Marigny» в статье «Взгляд на русскую литературу 1847 г.». Но либеральную апологетику капитализма и буржуазии Белинский решительно отвергал. В своем письме к Боткину Белинский дал горячую отповедь либеральным противникам герценовской критики буржуазии: «<…> не знаю, господа, – заявлял Белинский либералам-«западникам», – может быть, вы и правы, но я что-то слишком глуп, чтобы понять вас в вашей мудрости. Я не говорю, что взгляд Герцена безошибочно верен, обнял все стороны предмета, я допускаю, что вопрос о bourgeoisie – еще вопрос, и никто пока не решил его окончательно, да и никто не решит – решит его история, этот высший суд над людьми. Но я знаю, что владычество капиталистов покрыло современную Францию вечным позором<…> Все в нем мелко, ничтожно, противоречиво; нет чувства национальной чести, национальной гордости» (В. Г. Белинский. Письма, т. III, СПб., 1914, стр. 326).

К сожалению, письма Белинского не дают ясного представления о той позиции, какой придерживался в парижских спорах о буржуазии сам Герцен. Как видно, вопрос об отношении к развитию буржуазии и капитализма в России в этом обсуждении только еще поднимался и возможные ответы на него, намечаясь, не додумывались до конца. Впрочем, одно из писем Белинского к Боткину содержит указание на то, что Герцен не был согласен с упрощенческим взглядом Бакунина на буржуазию и признавал, что «Письма из Avenue Marigny» уязвимы «с точки зрения<…> неопределенности и сбивчивости в слове буржуази<…>» (там же, стр. 328).

Последующий ход событий быстро прояснял Герцену значение его разногласий с «западниками» по вопросу о буржуазии. В конце своей первой статьи из серии «Письма с via del Corso», написанной в Риме в декабре 1847 г. в расчете на опубликование в подцензурном «Современнике», Герцен коснулся своих расхождений с теми, «кто вступился за французских буржуа», и отвечал им еще в шутливой форме. Герцен объяснял и оправдывал тон своих первых «Писем из Avenue Marigny», ссылаясь на то, что эти письма представляют лишь набросок первых впечатлений о Европе, но «не последнее слово, не весь собранный плод», что ему в них хотелось «передать первое столкновение с Европой». Но тут же Герцен подчеркивал: «<…>я не вижу никакой необходимости говорить с почтением о вещах, которые мне кажутся презрительными, хотя бы мы их и привыкли уважать издали, по старым воспитаниям. Недостаточно найти страну, в которой все еще хуже, чтоб находить хорошим то, что делается здесь. Все кумиры долой – голая, обнаженная истина лучше приведет к делу…». Он напоминал о том, что «нигде не смеялся и над Францией, стоящей за ценсом – а в плесени, покрывающей общество во Франции, все вызывало смех, все досадовало…». Дальнейшее объяснение Герцена по предмету этого спора с «западниками» можно проследить по его личным письмам к московским друзьям – Боткину, Коршу и другим, где ответ Герцена заступникам буржуазии делался более твердым, а принципиальный смысл его разногласий с ними очерчивался все более ясно. В письме к Боткину от 31 декабря 1847 г. Герцен писал: «<…> я должен откровенно сказать, что я чувствую настолько в себе самобытности, что даже ваше суждение<…> не может меня потрясти<…> В защиту внутреннего смысла писем <«Письма из Avenue Marigny»> я ставлю целый ряд убеждений и фактов. Это перчатка, которую я бросаю, это тема, которую я берусь защищать». На протяжении 1848 г., в свете опыта революции, идейная четкость ответа Герцена продолжала нарастать. После июньских дней, в письме к московским друзьям от 2 августа 1848 г., Герцен писал: «Все защитники буржуазии, как вы, хлопнулись в грязь», – и характеризовал намеком их позицию, как «последнее дикое мясо, т. е. буржуазологию». В письме к Грановскому, Е. Ф. и М. Ф. Корш от 6 сентября 1848 г. Герцен уже не делает ссылок на шутливый элемент своих писаний о Европе, а подчеркивает принципиальные основы своей критической и разоблачительной позиции по отношению к буржуазному господству во всех его формах: «<…> для меня все это не шутка, а последняя сущность, пульпа мозга, сердца, даже рук и ног».

Но и убедившись в непримиримости своих разногласий с либерально-буржуазными «западниками», Герцен не смог все же дойти до логического конца в своих спорах с апологетами буржуазии и порвать узы, связывавшие его с либеральными друзьями-«западниками». Этому помешала, прежде всего, коренная слабость идейных позиций самого Герцена, наглядно обнаруживающаяся в его «Письмах».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза