Чеченцы, дѣйствительно, послѣ залпа поскакали шибче въ гору; только нѣсколько джигитовъ изъ удальства остались сзади и завязали перестрѣлку съ ротой. Особенно одинъ на бѣломъ конѣ въ черной черкескѣ джигитовалъ, казалось, шагахъ в 50-ти отъ нашихъ, такъ что досадно было глядѣть на него. Не смотря на безпрерывные выстрѣлы, онъ разъѣзжалъ шагомъ передъ ротой; и только изрѣдка около него показывался голубоватый дымокъ, долеталъ отрывчатый звукъ винтовочнаго выстрѣла. Сейчасъ послѣ выстрѣла онъ на нѣсколько скачковъ пускалъ свою лошадь и потомъ снова останавливался.
— Опять выпалилъ, подлецъ, — говорили около насъ.
— Вишь, сволочь, не боится. Такое слово знаетъ, — замѣчалъ говорунъ.
<— Задѣло, задѣло, братцы мои, — вдругъ послышались радостныя восклицанія: — ей Богу, задѣло однаго! Вотъ важно-то! Ай лихо! Хоть лошадей не отбили, да убили Чорта однаго. Что, дофарсился, братъ? — и т. д. Дѣйствительно> Между Чеченцами вдругъ стало замѣтно особенное движеніе, какъ будто они подбирали раненнаго, и впередъ ихъ побѣжала лошадь безъ сѣдока. Восторгъ толпы при этомъ видѣ дошелъ до послѣдних предѣловъ — смѣялись и хлопали въ ладоши. За послѣднимъ уступомъ Горцы совершенно скрылись изъ виду, и рота остановилась. —
— Ну-съ, спектакль конченъ, — сказалъ мнѣ мой знакомый, — пойдемте чай пить. —
— Эхъ, братцы, нашего-то, кажись, однаго задѣли, — сказалъ въ это время старый фурштатъ, изъ подъ руки смотрѣвшій на возвращавшуюся роту: — несутъ кого-то.
Мы рѣшили подождать возвращенія роты.
Ротный командиръ ѣхалъ впереди, за нимъ шли пѣсенники и играли одну изъ самыхъ веселыхъ, разлихихъ кавказскихъ пѣсенъ. — На лицахъ солдата и офицера я замѣтилъ особенное выраженіе сознанія собственнаго достоинства и гордости.
— Нѣтъ ли папиросы, господа? — сказалъ N, подъѣзжая къ намъ: — страхъ курить хочется.
— Ну что? — спросили мы его.
— Да чортъ бы ихъ побралъ съ ихъ лошадьми <паршивыми>, — отвѣчалъ онъ, закуривая папиросу: — Бондарчука ранили.
— Какого Бондарчука?
— Шорника, знаете, котораго я къ вамъ присылалъ сѣдло обдѣлывать.
— А, знаю, бѣлокурый.
— Какой славный солдатъ
— Развѣ тяжело раненъ?
— Вотъ-же, на вылетъ, — сказалъ онъ, указывая на животъ.
Въ это время за ротой показалась группа солдатъ, которые на носилкахъ несли раненнаго.
— Подержи-ка за конецъ, Филипычь, — сказалъ одинъ изъ нихъ: — пойду напьюсь.
Раненный тоже попросилъ воды. Носилки остановились. Изъ-за краевъ носилокъ виднѣлись только поднятыя колѣна и блѣдный лобъ изъ-подъ старенькой шапки.
Какія-то двѣ бабы, Богъ знаетъ отъ чего, вдругъ начали выть, и въ толпѣ послышались неясные звуки сожалѣнія, которые вмѣстѣ съ стонами раненнаго производили тяжелое, грустное впечатлѣніе.
— Вотъ она есть, жисть-то нашего брата, — сказалъ, пощелкивая языкомъ, краснорѣчивый солдатъ въ синихъ штанахъ.
Мы подошли взглянуть на раненнаго. Это былъ тотъ самый бѣловолосый солдатъ съ серьгой въ ухѣ, который спотыкнулся, догоняя роту. Онъ, казалось, похудѣлъ и постарѣлъ нѣсколькими годами, и въ выраженіи его глазъ и склада губъ было что-то новое, особенное. — Мысль о близости смерти уже успѣла проложить на этомъ простомъ лицѣ свои прекрасныя, спокойно-величественныя черты.
— Какъ ты себя чувствуешь? — спросили его.
— Плохо, ваше Благородіе, — сказалъ онъ, съ трудомъ поворачивая къ намъ отежелѣвшіе, но блестящіе зрачки.
— Богъ дастъ, поправишься.
— Все одно когда-нибудь умирать, — отвѣчалъ онъ, закрывая глаза.
Носилки тронулись; но умирающій хотѣлъ еще сказать что-то. Мы еще разъ подошли къ нему.
— Ваше Благородіе, — сказалъ онъ моему знакомому. — Я стремена купилъ, они у меня подъ наромъ лежатъ — вашихъ денегъ ничего не осталось. —
......................................................................................................................................................
На другое утро мы пришли въ госпиталь навѣдать раненнаго.[196]
— Гдѣ тутъ солдатъ 8-й роты? — спросили мы.
— Который, Ваше благородіе? — отвѣчалъ бѣлолицый исхудалый солдатъ съ подвязанной рукой, стоявшій у двери.
— Должно, того спрашиваютъ, что вчера съ тревоги принесли, — сказалъ слабый голосъ съ койки.
— Вынесли.
— Что, онъ говорилъ что-нибудь передъ смертью? — спро[сили мы?][197]
— Никакъ нѣтъ, только дыхалъ тяжко, — отвѣчалъ голосъ съ койки, — онъ со мной рядомъ лежалъ, такъ дурно пахло, ваше благородіе, что бѣда.
......................................................................................................................................................
Велики судьбы Славянскаго народа! Не даромъ дана ему эта спокойная сила души, эта великая простота и безсознательность силы!...
* I.
[О ВОЕННО-УГОЛОВНОМ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВЕ.]
[А][198]