Том 5. Проза 1916-1963

– Результаты окажутся после первой же бутылки, – со скромной покорностью ученого перед любопытством невежды отвечала лекарка. – Должна предупредить, что сначала будет ухудшение. Да, ухудшение. Так что, может быть, придется и в постель слечь и температурить будет сильно. Это начнутся осадки.

– Осадки? Какие?

– А как же, вредные осадки должны из легких выделяться от питья. А потом и начнет рубцеваться каверна.

– Скажите, пожалуйста, – не унималась знакомая, – а вы можете действительно, как говорят, производить свое лечение под наблюдением врача?

– А конечно, могу. Да и без врача не возьмусь совсем. Вот обратитесь к доктору, врачу С-кой больницы. Он принимает как раз сегодня от четырех. Он и будет наблюдать за лечением.

– Вот как? Вы думаете, он возьмется?

– Возьмется. Он интересуется действием моего лекарства. Вот, например, Осипова Мария Николаевна, знаете – певица?.. Вот от нее, между прочим, письмо.

– Хорошо, дайте нам адрес врача, о котором вы говорите.

– Адрес ого – …ский переулок. Да вы позвоните по телефону.

Больной давно ужо держал спутницу за рукав с тем, чтобы уйти. Но та, увлеченная тем, что наука якобы подтверждает этот шарлатанский способ лечения, близоруко щурила глаза на письмо, на сундуки, на полные, добротные щеки лекарки, во всяком случае далекие от заболевания.

На лестнице произошел такой разговор:

– Ну? Что вы думаете об этом?

– Думаю, что чистое шарлатанство, опасное для здоровья.

– А доктор?

– В доктора не верю. А если он и подтвердит, значит, и он шарлатан.

– Ну, по-вашему, все шарлатаны. А ведь сколько людей вылечилось.

– Это по люди, это московские дуры, Ах, вот как! Значит, по-вашему?..

– Нет, нет, не вы, конечно. Вы – жертва рекламы. Но почему вы думаете, что не проще пойти в туберкулезный санаторий?

– Хорошо. Не будем спорить – кто из нас глупее. Но если врач подтвердит свое согласие на то, чтобы взять лечение под свою ответственность, ведь не утверждаете же вы, что он за пять рублей поставит на карту свою репутацию?

– Нет, я этого не утверждаю. Я просто думаю, что врач откажется.

– Тогда едемте к врачу.

– Идемте!

В тупичке ждал все тот же смиренный извозчик.

На извозчике:

– Какой ей смысл за три рубля отправлять вас на тот свет?

– Во-первых, этих трехрублевок у нее штук десять в день. Ведь не задаром же ее выслали из Смоленска. А во-вторых, возможно, что ее декокт и не так уж вреден. Но все же я предпочитаю руки опытного врача этим пухлым лапам, слюнявящим трехрублевки.

– Эх вы, несчастный!

– Это вы несчастная.

– Ах так? Ну хорошо! Вот только доедем до врача, и если он не шарлатан, как вы убедитесь, и согласится наблюдать за лечением, то вы будете лечиться у него?

– Нет, я все-таки буду лечиться в санатории.

– Ладно. Тогда мы не встречаемся больше.

– Ну, что ж делать. Не встречаемся. Только я уверен, что никакого врача по этому адресу не живет.

Но адрес и фамилия врача, данные лекаркой, были правильны. И даже часы приема указаны точно. Однако больной к нему не пошел. Хотя бы потому, чтобы рассказ не окончился на этом этапе истории его болезни.

Дом Джилярди

И вот они не встречаются, и он лежит в этом доме, у окна, вверху закругляющегося сводом. Дом стар, тяжелой казематной стройки, получившейся в результате столкновения легкой итальянской воздушности с тяжелым северным хмурым исподлобьем. Он был будто набит невыпекшейся сдобой московского ренессанса. Строил его архитектор Джилярди, который строил и университет. Лепные потолки дома похожи на густой маслянистый крем; стены желтели маслом. Тяжесть циркульных аркад отдает неуклюжей грацией провинциальной многопудовой кокетки. Окна запираются на ночь глухими железными переплетами; своды нижнего этажа нависли монастырской тяжестью. В общем, дом больше походит на крепость, чем на санаторий. Но пушинки тополевого цветения летают всюду так мирно и весело. Они катаются по паркету, сбившись в круглые пушистые хлопки, напоминая о воздушных течениях, гуляющих по всем коридорам и комнатам дома.

Вход в дом охраняется двумя парами львов и драконов. Черные с позолотой висячие фонари высятся по бокам крыльца. Вход вымощен белыми плитами, как в итальянских домах. Но дальше начиналась Москва. Еще канцелярия была на свету так же, как и кабинет главного врача. Но унылый свод коридора, в конце отсыревшего и зацветшего плесенью, уже говорил о разрушении. По бокам его шли кабинеты врачей и лечебных процедур. В конце были умывальни, уборные, ванные и две добавочных палаты, каждая на три человека. Весь низ был, очевидно, предназначен, по замыслу строителя, для ближайшей челяди, обслуживающей владельцев особняка. Здесь должны были жить гувернеры, учителя музыки, приживалки. Главные комнаты, просторные, высокие и светлые, были наверху.