Том 5. Век гигантов

– Подождите, подождите. Не так скоро… – Скальпель вынул из кармана хрустальный шарик, усадил сбитого с толку фабзавука на газетно-ящичный диван и предложил: – Смотрите пристально на этот шарик. Ни о чем не думайте и ничего не говорите.

– Ага, гипноз?

– Там видно будет, – неопределенно отвечал врач. – Внимание!

Шарик заблистал в его руке перед самым носом Николки. Потом… потом ворчливо-добродушный голос врача стал глохнуть, удаляться куда-то, но послушный Николка не отрывал глаз от мерцающего шарика и вскоре заметил странное явление: шарик превратился в звездочку; звездочка, подмигивая лукаво, поплыла вверх, дальше… дальше, к потолку, за потолок… в синее небо…

…Звездочка растаяла, исчезла, и возле него прозвучал совсем близкий голос врача:

– Вот мы с вами в кайнозойской эре развития земли, – в конце ее, приблизительно в плиоценовой эпохе, отстоящей от нашего времени с лишком на один миллион лет…

Николка стряхнул с себя оцепенение, вызванное мерцающим шариком, но, желая подурачить гипнотизера, плотно закрыл глаза.

– Да вы проснитесь, – убеждал врач. – Небось, выспались?

«Черта с два я сплю!..» – подумал Николка, сдерживая смех, и в ту же секунду оторопел, почуяв на лбу влажное, жаркое дыхание, а в носу – запах воды и растительности. Он открыл глаза.

– Мать честная… – были первые его слова, в которых заключалось изумление, не передаваемое никакими словами. – Вы мне должны объяснить эту чертовщину!.. – немедленно и с большим жаром обратился он к своему спутнику, почему-то имевшему за поясом сванидзевский кинжал, а за плечами Николкину винтовку. – Сейчас же объясните, в чем дело!..

– Со временем, со временем, мой друг… – невозмутимо отвечал Скальпель, храня на лице причудливую сеть из загадочных мин.

– Но ведь я не сплю? Скажите, я не сплю?.. – волновался Николка, нещадно теребя себя за нос.

– Оставьте в покое свой нос… – менторски важно произнес врач. – Вы, т. е. я и вы, значит, мы находимся в плиоцене кайнозойской эры.

– Бабушке своей расскажите!.. – вспылил Николка.

– Сделал бы это с большим удовольствием, но моя бабушка в плиоцене не жила… – будто сожалея, отвечал ученый медик.

Тогда Николке ничего более не оставалось, как примириться с новыми обстоятельствами и внимательно осмотреться.

Поистине, произошла какая-то чертовщина!

Они стояли на берегу тихо ропщущего озера под лазурным куполом неба. Берег был густо покрыт осокой, а выше – лесом древовидного папоротника. Никаких признаков жилья; ни деревень, ни городов, ни, тем более, Николкиной комнатушки, заваленной Тахтаревыми, Добрыниными, Боммели и прочими «первобытниками», – ничего этого и в помине не было. Куда все это девалось, одному Скальпелю было известно!.. В зарослях папоротников кишело многообразное царство гадов, большей частью знакомых Николке из его собственной жизни; змеи, лягушки, жабы, ящерицы имели здесь своих представителей, лишь размерами тела уклоняющихся от современных типов: так, лягушки были ростом с хорошо откормленных кур; змеи походили на гладкие бревнышки, ящерицы же – на детенышей крокодила. В прибрежной осоке бродили хохлатые цапли, ловко орудуя длинным клювом, как портной ножницами; юркие водяные курочки гонялись за летающими и скачущими насекомыми, испуская жизнерадостные крики, вполне отвечающие всей обстановке; в воздухе носился голубой зимородок в компании себе подобных, резко взывая к кому-то: «тип-тип!». Невидимая выпь издавала свое глухое «ипрумб-ипрумб», похожее на мычание обиженного быка, и над всем этим звонкоголосым миром высоко в небе парил исполин-кондор, покрывая своей бегающей тенью сразу пол-озера.

Мимо друзей грузно прошлепала к воде нарядная ящерица, величиной немногим менее крокодила; она смутила Николкину любознательность и даже, пожалуй, отвагу.

– Кто это? – тихо спросил он, давая ей дорогу.

– Пустяки. Исполинская саламандра. Безобидное животное… – отвечал Скальпель со сверкающими удовольствием глазами, а когда «безобидное животное», напившись из озера, сослепу или намеренно наскочило на него, он испуганно забормотал, тыча перед собой винтовкой: – Ну ты, ну ты… подальше… Хоть ты и питаешься маленькими рыбками и червяками, но все же…

После столь выразительной, хотя и недоконченной фразы саламандра – животное, в общем, в высшей степени отвратительное со своей черной кожей, жирно усаженной бородавками и висячими складками – шмыгнула в кусты.

Других достопримечательностей на этом берегу Николка не обнаружил, и его внимание всецело перенеслось на противоположный берег, находившийся не далее, как в четверти версты от них; там в камышах шумно плескалось огромное неуклюжее животное с жирным туловищем и широкой тупой мордой. Скальпель, по описанию Николки, – сам он на таком расстоянии ничего не видел, – признал в нем гиппопотама.

Гигантский лев, свалившись неизвестно откуда рядом с гиппопотамом, заставил последнего с ревом нырнуть в озеро, а врача вздрогнуть и взять винтовку к плечу.

– Спрячемся, мой друг, – осторожно сказал он, – этот первобытный лев отличается необыкновенной свирепостью, на глаза ему не следует попадаться.