Том 6

В своих книгах он объясняется в любви всему сущему, но и ненавидит, страдает, подает сигналы бедствия, рождается и погибает вместе с героем, испытывает мучительную боль за человека в дни его бед и тихую гордость за него в пору их преодолений.

Его рассказы (особенно я люблю «Красное вино победы» и «Шопен, соната №2») исполнены строгости, изящества, красоты, но не той красоты, которую создает недолговечное царство моды, а той, которая рождена талантом и находится в согласии с природой правды и слова.

Повесть «Усвятские шлемоносцы» издается в юбилейный год 600-летия Куликовской битвы. Она очень близка тому великому историческому подвигу народа совпадением чувств, ибо вся пронизана теплотой патриотизма, печалью разлуки, военной тревогой еще недавних лет, бесконечной любовью к земле, нашей зеленой колыбели, скорбью о навсегда ушедших из родного дома на поле брани.

Вечен народ, не утративший историческую память.

1980

«Только талант —истинная новизна»

_{(Ответы на анкету «Литературной газеты»)}

1. Вы спрашиваете, какие новые черты присущи, с моей точки зрения, современному этапу развития литературы социалистического реализма. Хочется надеяться, что критика — не знание о литературе, а знание литературы, поэтому именно она должна ответить на данный вопрос,

2. Талант (в истинном понимании его) — всегда новаторство, ибо это особое видение мира, свой круг персонажей, свои идеи, стиль, ритм как выражение яркой индивидуальности художника.

Судя по статьям и рецензиям, в нашей литературе каждый второй или третий литератор талантлив. Не надо обманывать чужое самолюбие, льстить самим себе и друг другу (нередко с определенной целью), потому что, не обладая талантом, никто не станет подлинно талантливым, сколько ни повторяй этого слова.

На самом деле талант и новаторство — синонимы или почти синонимы. Вместе с тем порой возникает сомнение: не движется ли искусство по замкнутому кругу? То есть не является ли «новое» в нем повторением давно забытого самой жизнью и не подражание ли это с рабским подобострастием чужой походке?

Иные понимают новаторство изящной словесности как разрушение и в этом чувствуют сладость новизны — ликование и пляска на пепелищах, среди разорванного смысла, разбитых слов, исковерканных фраз, изуродованной формы: «Да здравствует новое, новое, новое!» Эта пляска геростратов неприятна потому, что естественную радость, боль, вкус воды и хлеба нет смысла заменять эрзацем чувства и эрзацем вкуса, выдаваемым за открытие нового.

Науку, философию и искусство объединяет любовь к истине, однако для познания истины нужна и мастерская, где эксперимент, научная и художественная изобретательность, слово и поиски формы должны служить мысли, постижению ее глубины.

К сожалению, чаще всего бывает так, что «новатор», бездарный до назойливости, преподносит нам или формулу чуждой нашему чувству условности, или же забытую, терпкую на вкус модернистскую пилюлю двадцатых годов в подслащенной оболочке современности.

Для меня нет сомнения, что форма находится в вечном и влюбленном подчинении содержанию, и какие бы мифы о крахе смыслового романа, какие бы дискуссии, жалобные вздохи о непонимании прогресса, восхищенные стенания о милых шалостях сцены, вожделенные междометия по адресу не понятых никем режиссеров — какие бы разно выраженные несогласия вокруг этого подчинения ни звучали, не пустопорожняя ли это болтовня людей, выпавших из подлинного искусства, из всех его забот и болей?

Да, только талант — истинная новизна.

3. За последние годы мировая литература не порадовала нас ничем особенно значительным (я имею в виду то, что переведено на русский язык).

Интересны были роман Ирвина Шоу «Вечер в Византии» по своей интонации и мудрому цинизму все познавшего и разочарованного пожилого человека и повесть Павла Вежинова «Барьер».

Эти вещи отличаются резким выходом из стереотипности литературных сюжетов.

1980

«Не только оружием!»

_{(Выступление на международной встрече писателей в Софии)}

Только торговцы блаженными снами и архитекторы башен вавилонских утверждают, что свет и тьма живут в непрерывном диалоге, доказывающем извечное равновесие в мире. Но где он, этот диалог равновесия? Свет и тьма находятся в состоянии неистовой борьбы белого и черного, и тьма кривляется на кровавой сцене, угрожая свету мучительный апокалипсисом, а свет кричит пронзительно, испытывая боль перед человеческим безрассудством.

Правительства и кабинеты приходят и уходят, но косность, алчность, глупость и самонадеянность остаются, как будто это феномены наивысших земных постижений, а ненависть, сладострастная игра силой и последовательное приближение к гибели планеты и человечества как будто определены завороженностью тупого разума.