Читаем Том 6 полностью

Два тома Клаузевица «О войне»? Годятся! Франц Меринг «Очерки по истории войны и военного искусства»? Пойдет. Шлиффен «Канны» — тоже. Некий Кохенгаузен с его «Вождением войск» — и он в связку взятого мною в кингисеппской библиотеке. Все это для того, чтобы хоть немножко разобраться в происходящем на фронте. Пошли в мою связку и «Полевые уставы иностранных армий», в том числе германский устав, польский и японский, и еще несколько томов из так называемой «Библиотеки командира», выпускаемой Воениздатом.

Выписки из книжки генерала Родзянко, в отдельных листах обнаруженной мною под обоями в старом домишке Кингисеппа, представляли некую ценность. Они давали пищу для раздумий. Но для раздумий скорее политического характера — о повторении истории вражеских походов против нас. Может быть, отчасти ими можно было пользоваться, чтобы предугадывать направления атак немцев против нашей обороны, — характер местности и сеть дорог мало изменились в этих местах со времен гражданской войны.

Но для того, чтобы понимать войну, надо было знать больше, чем сообщал о ней в своих воспоминаниях генерал Родзянко.

Всю пачку я погрузил в наш «козлик», пообещав работникам библиотеки вернуть взятое при первой же возможности. Но сделать это, кажется, будет не просто: уж очень грохочет вокруг города. Да и в самом городе снаряды рвутся один за другим.

Мотаясь по штабам, выясняя обстановку, собирая материал о героических делах бойцов и командиров, о боевых действиях подразделений и частей, почитываю в редкие свободные минуты собранную мною литературу. Карл фон Клаузевиц — для меня полнейшее откровение. Сколько раз читал каждый из нас эти слова: «Война есть не что иное, как продолжение государственной политики иными средствами», приписываемые в разных брошюрах и статьях кому угодно, по только не тому, кто их сказал, и только теперь я узнаю, что сказал их, или, точнее, написал в «Пояснении» к своему труду Карл фон Клаузевиц. Сколько раз мы слышали это имя — Клаузевиц, то произносимое иронически, то с чувством превосходства над тем, кому оно принадлежит, то с озлоблением, чуть ли не как к соратнику самого Адольфа Гитлера. Но только в эти дни понимаю его по-настоящему, убеждаюсь, сколь прогрессивен был ум Клаузевица для своего времени. Почитав Клаузевица, я втайне от Михалева потешаюсь над своими выписками из генерала Родзянко, над моим доморощенным теоретизированием о повторяемости военных событий. Клаузевиц хотя и идеалист, но он же и диалектик. То и другое он почерпнул у Гегеля. И как диалектик, он полностью отрицает возможность «вечных принципов» военного искусства. Мало того, он утверждает, что эти «вечные принципы», если их держаться, и все «неизменные правила», если их не изменять от одной войны до другой, могут стать и являются непосредственным источником жестоких поражений.

Клаузевиц помог нам понять многое, чего мы не понимали, разобраться в том, что было нам неясно: он помог нам отрешиться и от наших собственных «вечных принципов», с позиции которых мы взирали на события. Правда, некоторые командиры, к которым мы вязались с нашими познаниями, почерпнутыми из книги «О войне», отзывались о ней как о безнадежно устарелой и предупреждали нас, чтобы мы ею не увлекались.

Но нам необходима была хоть какая-либо теория, дабы разобраться в практике; тем более что теория Клаузевица казалась такой верной и нисколько еще не устаревшей. Имею в виду потребность в теории, с помощью которой можно было бы предугадать, чем же кончится в конце-то концов наше полуторамесячное отступление на всех фронтах. Наше красивое, мужественное намерение бить врага малой кровью и непременно на его территории оказалось почему-то полностью несостоятельным. Так что же будет? Чем завершится отступление? Что оно кончится рано или поздно и что победа будет все равно за нами — мы в этом, конечно, нисколько не сомневаемся. Но хочется именно с точки зрения военной науки, именно науки, доказать себе и другим, что отступление наше — всего только один из поворотов военной фортуны.

Во втором томе, в главе XXV, которая называется «Отступление внутрь страны», мы прочли у Клаузевица:

«Продвижение наступающей армии связано с потерей сил из-за самого продвижения…» «Такое ослабление наступающего по мере его продвижения развивается усиленным темпом, если противник не побежден, а отходит добровольно со своими несломленными, сохраняющими свежесть войсками, но заставляет оплачивать кровью каждую пядь земли постоянным, строго размеренным сопротивлением, так что движение наступающего вперед является непрерывным пробиванием себе дороги, а не одним лишь преследованием».

Ну что ж, говорим мы друг другу, все именно так и есть. Наши дерутся геройски, ни одну из известных нам частей сломленной не назовешь. Немец за каждый метр захваченной земли платит кровью. Значит, что же? Значит, он ослабевает. Замечательно.

Перейти на страницу:

Все книги серии В.Кочетов. Собрание сочинений в шести томах

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
Лаврентий Берия. Кровавый прагматик
Лаврентий Берия. Кровавый прагматик

Эта книга – объективный и взвешенный взгляд на неоднозначную фигуру Лаврентия Павловича Берии, человека по-своему выдающегося, но исключительно неприятного, сделавшего Грузию процветающей республикой, возглавлявшего атомный проект, и в то же время приказавшего запытать тысячи невинных заключенных. В основе книги – большое количество неопубликованных документов грузинского НКВД-КГБ и ЦК компартии Грузии; десятки интервью исследователей и очевидцев событий, в том числе и тех, кто лично знал Берию. А также любопытные интригующие детали биографии Берии, на которые обычно не обращали внимания историки. Книгу иллюстрируют архивные снимки и оригинальные фотографии с мест событий, сделанные авторами и их коллегами.Для широкого круга читателей

Лев Яковлевич Лурье , Леонид Игоревич Маляров , Леонид И. Маляров

Документальная литература / Прочая документальная литература / Документальное