Том 6. Дураки на периферии

Девлетов. Ну и что ж? Справились бы потом, не очень страшно… А то ведь вы людей пожгли, и каких людей… (Иронически). Промфинплан бы сорвали. Вот вы и сорвали его. Что такое «промфинплан»? Это не бумага, это вот те люди, какие погибли… Извольте теперь идти под суд. Кто там еще был? Мешков и Крашенина? Тоже под суд. А я буду общественным обвинителем… Не беспокойтесь, я вас укатаю прочно…

Жмяков(расхаживая, слегка напевает). Колокольчики-бубенчики…

Девлетов. Вы что издеваетесь, Жмяков?

Жмяков. Вы забыли еще одного подсудимого.

Девлетов

. Кого?

Жмяков. Директора — вас.

Девлетов(встает). Вы правы, Жмяков. Общественным обвинителем будет Пужаков.

Жмяков. Я даю согласие.

Девлетов. Его не требуется. Идемте — вы напишете аварийный рапорт, — сейчас же, при мне.

Жмяков. Прекрасно, со всем вдохновением, ударно… Будьте любезны. (Дает директору дорогу)

.

Одновременно входит в другую дверь вымокший на дожде Мешков с газетой в руках. Жмяков замечает его и делает ему рукой знак прощания. Оба уходят.

Мешков(один, медленно и внимательно читает газету). «Убитая горем двоюродная сестра с глубоким душевным прискорбием извещает всех родных и знакомых о своевременной кончине инженера-механика, члена секции ИТР Ивана Васильевича Мешкова». (Складывает газету). Хорошо. Плохо только, что сестра извещает, а не треугольник. Подумают теперь, что я антиобщественник был, раз завком промолчал… Неприятно… (Спохватывается. Запирает обе двери на ключ. Садится). Теперь совсем хорошо. Плохо только — домой нельзя пройти: газета вышла, увидят, что я живой, и окружат вниманием. (Пауза). Говорить мне чего-то охота, мнение какое-то появилось… (Развертывает газету, читает молча, потом вслух)

. «Партком, завком, дирекция, рабочие-ударники… о смерти в огне… незабвенного, верного пролетариату товарища, храбрейшего инженера Сергея Дмитриевича Абраментова, пришедшего из рядов врагов…». (Озирается). Из рядов врагов!.. А я откуда? Я врагом не был. Я все время сочувствовал. Я наоборот даже. Я слишком честный. Я умираю от честности, потому что осознал, что я дурак новой жизни, — я стесняюсь жить!..

Резкий стук в дверь.

(Бросает газету, потом прячет ее под стол, быстро раздевается наполовину; опомнясь, одевается опять).

Стук в дверь повторяется.

(Подбегает к телефону, берет трубку, хрипло шепчет). Барышня, барышня!.. Скажите мне что-нибудь, ради бога…

Стук в дверь, голоса.

Голос Жмякова

. Да здесь же он, я вам говорю. Я его только что видел, он мокрый был…

Мешков(в телефон, хриплым шепотом). Барышня, а барышня!.. Прошла гроза или нет?.. Барышня, товарищ…

Стук в дверь. Голоса.

Голос Пужакова. Дай я высажу всю снасть. Мешков хороший человек.

Дверь трещит. Мешков бросается к столу, на котором лежал Абраментов, влезает на него и ложится вниз лицом. Дверь вышибается извне. В дверном отверстии появляются: Пужаков, Девлетов с чемоданом, Жмяков с газетой и несколько рабочих, мужчин и женщин; позади, — Крашенина под руку с мужем. Звук упругого пневматического удара — негромкого, неглубокого и мощного. Комната сотрясается. Стол, на котором лежит Мешков, подпрыгивает, — и Мешков скидывается на пол. Мешков вскакивает на ноги. Мгновение общего тревожного напряжения. Жмяков, наоборот, чрезвычайно спокоен. Крашенина вырывает руку у мужа.

Девлетов(бросая на пол чемодан). Что это?! Немедленно всем в цеха!

Новый удар. Комната сотрясается. Общее волнение. Мешков покачнулся всем телом, но устоял. Девлетов, Крашенина и Пужаков бросаются к выходу. Жмяков спокоен.