Том 6. На Урале-реке: роман. По следам Ермака: очерк

Очередное заседание правления прервала телеграмма из Петрограда от Кобозева, сообщавшего о победе Февральской революции. Социал-демократы были подготовлены к необходимости назревшего переворота, но известие о нем вызвало настоящий взрыв радости.

Глядя на брата Георгия, Александр взволнованно сказал:

— Нам надо немедленно обсудить вопрос о выборах в Совет. Теперь все зависит от нашей решимости.

— Само собой, — подхватил слесарь Андрей Левашов, которого рабочие любовно звали Андрианом. — То, что царя опрокинули, еще полдела. Если власть перейдет к буржуазии… народу легче не будет. Не зря оренбургское начальство утаило от нас вести о перевороте. Оно-то, поди-ка, сразу поинтересовалось, что обозначали пробелы в последних центральных газетах. Почему были перебои с телеграфной связью?

— Это мы выясним и строго спросим с тех, кто утаивал от нас правду. — Александр помолчал, крепко сжав твердые губы, на сухощавом лице его с небольшими рыжеватыми усами резче обозначились покрасневшие скулы. — Сейчас я иду в редакцию. Завтра появятся в газетах сообщения о свержении царизма. Начнутся, конечно, митинги: и в гарнизоне, и на предприятиях, и на городских площадях. Мы по примеру наших товарищей в Петрограде должны создать комитет по выборам в Совет рабочих депутатов и установить в Оренбуржье Советскую власть. Соберемся сегодня небольшой группой в помещении редакции «Оренбургского слова» и составим текст обращения к народу.

— Надобно в нем разъяснить, что соглашатели вместе с буржуями хотят сделать парламент вроде Государственной думы, — сказал слесарь Константин Котов.

«Пошлем Константина в казармы на митинг гарнизона. На него можно положиться — любое задание выполнит, — решил Коростелев, хорошо знавший Котова, который пришел в главные мастерские после демобилизации и сразу принял горячее участие в партийной работе. — С людьми поговорить умеет, особенно развернулся с тех пор, как стал посещать наши общеобразовательные курсы».

Курсы эти были организованы в 1915 году Кобозевым и, как коростелевская «потребиловка», связывали большевиков с трудовым людом Оренбурга, являясь фактически школой рабочих агитаторов.

— Но когда Совет начнет работать, ему понадобится свой печатный орган, — напомнила Мария Стрельникова, работница консервной фабрики.

— Насчет выпуска новой газеты мы с Петром Алексеевичем уже загадывали, — ответил Александр. — Когда из-за притеснений стало невозможно работать в «Оренбургском слове», мы договорились о замене его новым издательством. Меньшевики и эсеры нас поддержат, да еще как постараются, чтобы закрепить там свои позиции! Борьба с этими попутчиками нам предстоит жестокая. Надо почаще напоминать народу о той предательской роли, которую они сыграли в Петербургском Совете в девятьсот пятом году. Это по их вине Петербург безмолвствовал, когда Москва сражалась на баррикадах.

12

Жандармы знали, что в газете «Оренбургское слово» вместе со всеми демократами сотрудничают большевики, и держали ее под постоянным надзором. Десятки филеров охранки дежурили на улице, обшаривая взглядами каждого, кто подходил к дому. К выходящим из дверей «подозрительным лицам» сразу приставали «хвосты».

— Вел за собой шпика до самого порога. Как прилип возле депо, так и тащился след в след. До чего же грубо, бездарно они работают! Ну, хотя бы для блезиру, как говорится, соблюдал дистанцию! — сказал Семен Кичигин и, потеснив сотрудников, толпившихся у стола, достал из карманов почту, полученную через проводника скорого поезда Москва — Ташкент.

— Ничего, дорогой наш друг, вам не привыкать! А жандармы действительно уже одурели от усердия, раскидывая свои тенета, — шутливо-утешающе отозвался редактор, принимая корреспонденцию из рук в руки и торопливо, даже с жадностью просматривая обратные адреса. — Ну-ка что там делается? У нас в Оренбурге идет какая-то скрытая закулисная возня. Тревога носится в воздухе, а связь с центром нарушена. Уж не новый ли прорыв на фронте?

— Возможно, но дипломатическая попытка умолчать об очередном поражении была бы просто нелепой, — возразил Кичигин и оглянулся на вошедшего Александра Коростелева, запыхавшегося то ли от волнения, то ли от быстрой ходьбы. — Что случилось?

Коростелев, расцветая светлозубой неудержимой улыбкой, обвел сияющим взглядом всех работников редакции:

— Только что на заседании правления кооператива мы получили телеграмму от Петра Алексеевича… Трудно поверить, но ведь сообщает Кобозев! В нашей стране произошла революция, Николай Романов свергнут с престола.

Несколько мгновений в комнате стояла тишина. Потом все сразу заговорили наперебой, засмеялись, бросились целовать друг друга и качать Коростелева. Подхватив оброненные им телеграммы, Кичигин начал читать их вслух.

Петр Алексеевич писал, что после захвата Государственной думы в Петрограде создан Совет рабочих и солдатских депутатов, а на улицах столицы и в Москве еще идут бои между рабочими и юнкерами.