Том 6. Письма 1860-1873

Впрочем, надо смотреть правде в глаза… Между аксаковской мыслью и бюрократическим сознанием, лежащим в основе управления нашей печатью, зияет непреодолимая пропасть, маскировать которую могла бы, при необходимости, только вялая и расплывчатая фразеология. Но стоит этой мысли выразиться ясно и четко, столкновения с властью не миновать. Тут речь идет об антагонизме принципов. Теперь можно судить по опыту. Нынешний закон о печати есть не что иное, как неорганизованная цензура^*. — Это лишь один из тех нелепых плагиатов, которые составляют суть нашей законодательной науки, и насмешница судьба преподает нам заслуженный урок, показывая, как модель, столь рабски нами воспроизведенная, разрушается рукой, ее создавшей…^* Любопытно знать, долго ли мы будем носить сей законодательный кринолин после того, как его перестанут носить в Париже… Над всем этим впору бы посмеяться, да только тошно… Счастливы те из нас, кому в радость издевки… Они могут разгуляться вовсю… Порой я даже прихожу в умиление от столь наивной и бессознательной глупости. Именно такое чувство вызывают у меня недавние события^*

, по крайней мере, участие в них бесценного бедняги, выступившего в роли доброго простака^*. Другое дело — его слуги, и мое умиление, разумеется, не распространяется на Шувалова и Левашова, которые по идиотской обидчивости, свойственной облеченным властью посредственностям, заварили всю эту кашу^*. Но без бесконечных подробностей, вдаваться в которые не позволяет мне моя эпистолярная лень, невозможно дать хоть сколько-нибудь верное представление о том, что произошло. — Однако плагиат и тут налицо. Эти глупцы не преминули вообразить, будто повторяют государственный переворот 2 декабря^*

, — вся полиция была поднята на ноги, ожидали сопротивления, возможно даже баррикад, и вот Левашов со сдержанно торжествующим видом является вечером в ложу государя, явно взволнованного и обеспокоенного: «Все кончилось благополучно». Ну что за дураки… Не обошлись без плагиата и их противники. Ибо многие из этих господ, преисполнившись сознанием собственной значительности, с приятностью проводили время, уносясь воспоминаниями то к Жё-де-Пом, то к Великой Хартии^*. Действительные же их требования оказались предельно скромными, и самому правительству при всех стараниях едва ли удалось бы сформулировать обвинение так, чтобы в нем было хоть слабое подобие здравого смысла…^* В довершение этой смехотворной и пошлой комедии, в то самое время, когда Государственный совет был занят разбирательством бунтарских поползновений, министр внутренних дел представил государю проект общей депутации от различных земств, и, говорят, сам герой дня — Шувалов — готовит нечто подобное вместе со своим другом Алексеем Бобринским…^*

Словом, сборище захмелевших кретинов…

Единственным практическим действием средь всей этой несусветицы была робкая попытка возрождения произвола, выразившаяся в приказах о высылке^*. Но и она провалилась, и этот провал является единственным положительным результатом сей гнусной возни.

Однако ум мой совершенно изнемог, и я вынужден отложить до другой оказии продолжение этого письма.

Аксаковой А. Ф., 8 февраля 1867^*

108. А. Ф. АКСАКОВОЙ 8 февраля 1867 г. Петербург

P<étersbourg>. Mercredi. 8 février 1867

J’ai été très heureux, ma fille chérie, d’apprendre que tes longues incertitudes sont enfin fixées^* et que tu pourras maintenant recouvrer un peu de ce calme d’esprit, si nécessaire à la santé du corps, et dont tu es si complètement privée, hélas…

Самарин, qui te portera cette lettre, vous mettra au fait de la situation. — Pour mon compte je n’y ajouterai que quelques mots à l’adresse de ton mari, au sujet de notre politique étrangère.