Том 6. Письма

...сейчас Мариенгоф в магазине... — Имеется в виду книжный магазин имажинистов (см. коммент. к пп. 99 и 105).

В голове у меня одна Москва и Москва. Даже стыдно, что так по-чеховски. — Есенин имеет в виду драму А. П. Чехова «Три сестры» (1900): «Ирина. Уехать в Москву <...> покончить все здесь и в Москву...» (действие первое. — Чехов А. П. Три сестры: Драма в 4-х действиях. СПб.: А. Ф. Маркс, 1902, с. 4).

Сегодня в американской газете видел очень большую статью с фотогр<афией> о Камер<ном> театре... — О какой именно газете идет речь, не установлено.

...зане... — потому что (старосл.)

В апреле я обязательно буду на своей земле... — Есенин возвратился в Москву 3 авг. 1923 г.

...сходи к представителю Гржебина, узнай, по скольку продают в Германии мой том... — См. коммент. к п. 120.

129. А. Дункан. 1923 г.

Публикуется впервые.

Печатается по автографу (частное собрание, г. Москва).

Датируется предположительно по содержанию.

130. М. Л. Брагинскому. Конец января 1923 г.

НЖ, 1957, кн. 51, с. 114 (в очерке А. Ярмолинского «Есенин в Нью-Йорке»).

Печатается по первой публикации. По свидетельству публикатора, письмо написано на почтовой бумаге гостиницы «The Great Northern Hotel» на 56-й улице Нью-Йорка, куда Есенин и Дункан переехали из фешенебельного «The Waldorf-Astoria». Местонахождение автографа неизвестно.

Датируется по времени встречи Есенина с М. Л. Брагинским после инцидента, о котором идет речь в письме.

Об обстоятельствах появления письма А. Ярмолинский рассказал следующее: «Как-то раз они <Брагинские> пригласили Есенина на вечеринку. Дело было в конце января. Обычно Есенин приезжал к ним один, но на этот раз он приехал в их скромную квартиру (на шестом этаже дома без лифта, в Бронксе) вместе с Айседорой в сопровождении Левина и Гребнева. Русский поэт и знаменитая танцовщица, конечно, немедленно стали центром внимания как хозяев, так и их многочисленных гостей <...>. До известной степени это был литературный вечер. Хозяин продекламировал свои переводы из Есенина, Левин прочел его “Товарищ”, а сам Есенин — монолог Хлопуши из “Пугачева” и разговор Чекистова с Замарашкиным, которым открывается “Страна негодяев” <...>. После поэзии настала очередь хореографии. Уступая просьбам, Айседора согласилась танцевать. Для нее расчистили место, и один из гостей сел за рояль. Почему-то это привело в бешенство Есенина...» (НЖ, 1957, кн. 51, с. 114–115).

...милый Монилейб! — О посещении Есениным М. Л. Брагинского (Мани-Лейба) вспоминал В. Левин: «Однажды (кажется, это было в феврале 1923 года) я пришел к Есенину в отель и он сказал мне, что собирается на вечеринку к еврейскому поэту Мани-Лейбу, переведшему многие его стихи на еврейский язык. <...> Собрались выходцы из России, большей частью из Литвы и Польши, рабочие, как-то связанные интересами с литературой.

Сам Мани-Лейб, высокий, тонкий, бледный, симпатичный, несомненно, даровитый поэт, и жена его, Рашель, тоже поэтесса, встретили гостей добродушно и радостно. Видно было, что все с нетерпением ждали нашего приезда. И как только мы вошли, начался вечер богемы в Бронксе. <...>

Скоро раздались голоса с просьбой, чтоб Есенин прочел что-нибудь. Он не заставил себя просить долго и прочел монолог Хлопуши <...>.

Есенина снова просили что-нибудь прочесть из последнего, еще неизвестного. И он начал трагическую сцену из “Страны негодяев”. <...> Вряд ли этот диалог был полностью понят всеми или даже меньшинством слушателей. Одно мне было ясно, что несколько фраз, где было “жид”, вызвали неприятное раздражение.

А новые люди все прибывали в квартиру <...>. Есенин был в мрачном настроении. <Он дважды> бежал из квартиры. Мани-Лейб еще с некоторыми (с ними и Файнберг) нагнали его. <...> Снова пришли на квартиру Мани-Лейба. Есенин сделал попытку выброситься в окно пятого этажа. Его схватили, он боролся.

— Распинайте меня, распинайте меня! — кричал он.

Его связали и уложили на диван. Тогда он стал кричать:

— Жиды, жиды, жиды проклятые! <...>

Как раз после истории в Бронксе Есенин получил пачку авторских экземпляров своей книжки, вышедшей в Берлине в издательстве Гржебина. Одну такую книжку он подарил мне с трогательной надписью — “с любовью”.

Другой экземпляр он подарил Мани-Лейбу, с надписью: “Дорогому другу — жиду Мани-Лейбу”. И многозначительно посмотрев на него, сказал: “Ты меня бил”» (РЗЕ, 1, 222–228; Восп. — 95, с. 350–356).