Том 6. Под солнцем тропиков. День Ромэна

На острове Тасмания, у крайней южной оконечности Австралии, первый транспорт ссыльных появился в 1803 году. Здесь насчитывали к тому времени до 20.000 туземцев, виноват, обезьян. Началась охота… 23-го декабря 1834 года последние туземцы были переловлены, и счастливый охотник Робинсон получил от правительства в награду надел земли в 400 гектаров и крупную сумму денег. Кроме сего, признательные его соплеменники собрали ему по подписке около 200.000 франков. Ныне Тасмания «чиста». Ни одного тасманийца. Как же обстояли культурные дела в самой Австралии?

До прихода колонистов никто, конечно, не производил здесь никакой переписи. Но по некоторым данным я могу остановиться на числе в 600.000, как на отвечающем приблизительной численности туземного населения до первого транспорта европейцев. Теперь туземцев, чистых туземцев, не метисов, меньше 80.000 человек. Культурно-просветительная деятельность и охота сократили первоначальную цифру на 500 тысяч с лишним. О, Европа! обратилась бы ты в зверя величиной со слона, я взялся бы с тобой биться один на один…

Не нужно думать, что дикари-туземцы не сопротивлялись, что они давали себя убивать, как убивают баранов. Сопротивление было, сопротивление было отчаянным, кровь лилась с обеих сторон, миролюбивые дикари принуждены были забыть о своем миролюбии. Они защищались как звери – ногтями, зубами, ножом, бумерангом, дубинкой. Они, когда это представлялось возможным, нападали на стада колонистов, громили их хижины, умерщвляли каждого белокожего, попадающегося в их руки. И только этим сопротивлением можно объяснить, что, несмотря на все рвение колонистов, Австралию не удалось «очистить», как «очищена» была Тасмания.

Ты спрашиваешь, каково отношение белых в настоящее время к нам, туземцам. О, конечно, охота давно оставлена. Новые годы – новые птицы. Новые птицы – новые песни. Диалектика. Теперь белые «поют» иначе. Они примирились с нашим существованием, они терпят нас, как терпят бородавку на каком-нибудь второстепенном и притом скрытом органе тела.

– Мы, то есть те из нас, которые остались верными законам и обычаям своего народа и в услужение к белокожим не пошли, мы сконцентрированы теперь внутри песчаной и знойной Австралии. Самая ужасная часть пустыни – между 120-м и 130-м меридианами – волею обстоятельств до поры до времени оставлена в полное наше распоряжение. Здесь мы и влачим свое существование, вымирая не так чтоб медленно, зато верно…

Пионер, ты составишь себе неправильное представление о нашей жизни, если будешь судить о ней по этим весенним месяцам. Сейчас – обилие растительности, обилие дичи. Что будет к концу лета, что будет зимой, – ад? Думаю, – хуже ада в несколько раз! Солнце разъярится, как бешеное. Высохнут водоемы, сгорит трава, завянут деревья. Улетит птица, исчезнет крупная дичь. Мы разбредемся поодиночке и, с воспаленными глазами, истощенные, полубезумные, будем бродить по бесплодной черной земле в поисках жалкого корешка, жучка, муравьиной кучи, гусеницы. Лягушки, змеи, ящерицы станут пищей редкой, кенгуру – праздником племени. Как тут обойтись без умерщвления детей? Не убьешь заблаговременно, они погибнут от голода, смертью более страшной и долгой.

Вот наша жизнь, пионер. Раньше с наступлением засушливого времени мы перекочевывали на приморские окраины материка, где больше влаги, больше растительности. Теперь мы лишены этого: там – города, фабрики, университеты, кино, театры. Там расположились белые и другие чуждые нам расы. И потому, что наши земли годны только лишь для свалок, нас пока не трогают. Говорю «пока», потому что настанут времена, когда и наши земли подойдут белым, если наука оводнит их, и на песках зацветут луга.

Но до сих пор еще, пионер, время от времени происходят реквизиции наших земель, тех лакомых кусочков, что каким-то чудом сохранились у черных на протяжении 134 лет. Конечно, теперь все обставляется законами. И вот таким образом мистер Брумлей отхватил у нас клок плодородной земли, основываясь на том, что некогда один из его предков, спасаясь от жандармерии (взятку, должно быть, малую дал), укрывался на землях Ковровых Змей и даже имел здесь свой маленький домик с палисадничком и свинарным двором.

Будущее сулит нам верную гибель, если прославленная в веках капиталистическая культура не уйдет на слом. Однако я боюсь, что когда она уйдет, для нас будет слишком поздно… Но что мешает нам, пионер, нам, темнокожим, принять участие в той работе, что направлена к разрушению и свержению капиталистической культуры? Что мешает нам перенять из рук угнетателей их оружие – науку и с этим оружием начать отстаивать свое право на существование и на прогресс? Многое мешает, пионер, и я занят в настоящее время наряду с той деятельностью, о которой не буду говорить, еще борьбой с препятствиями, мешающими нам начать новую жизнь…