Том 6. Созревание плодов. Соляной амбар

«…как уже доложено было в свое время вашему превосходительству, населения в сельце Иванькове в душах – 581 душа, а земли в их владении 22 десятины 113 кв. сажень, так что наделов у них к сему времени не оказалось, кроме земли приусадебной. В связи с повсеместным вздорожанием земли коллежская асессорша Шевелева, помещица сельца Иваньково, вознамерилась арендные цены на земли повысить. Сельское общество, отговариваясь отсутствием средств, вступило с помещицей в торг. И вдруг, по неизвестным причинам, обратившись даже предварительно к священнику села Бородино с просьбою о молебствии, ссылаясь на то, что „царь не допустит, чтобы народ помер с голоду“, все общество сельца Иваньково, пешком и на телегах, с топорами и вилами, явилось в усадьбу помещицы коллежской асессорши Шевелевой, разгромило амбары и разделило их содержимое между собою поровну, вывело всех лошадей и скот, а самою усадьбу сожгло. Выехав срочно на место происшествия с отрядом стражников во главе с исправником Бабениным и выпоров предварительно все мужское население сельца Иваньково, имею препроводить в распоряжение вашего превосходительства троих нижепоименованных зачинщиков, для предания их суду, а именно…»

Или писал тот же Разбойщин:

«…в деревне Снетково по четверти десятины на душу мужского пола и нет ни одной коровы…»

Глава третья

Дети отцов, поколение

Мать родила ребенка. Мать склонилась над сыном. У матери были просветленные глаза, заглядывавшие в будущее, уничтожавшие смерть, хотевшие только прекрасного. Ребенок сосал материнскую грудь. Через полгода ребенок сел. Через год ребенок пошел. И с первого ж месяца бытия ребенок собирал знания. Через два года, когда к ребенку подходил чужой человек, ребенок, пятясь, строго покрикивал, –

– Он не хочет!

И он же просился на руки отца или вслед за матерью – словами:

– Возьмите него!

И он просил вкусное:

– Дайте нему!

Надо было понять, что в ребенке уже ощутилось его собственное я, то я, которое впоследствии будет играть громаднейшую роль судьбы, сначала противопоставленную миру, затем соподчиненную.

Все начинается с «абсолютов»: абсолютны мать и отец, окно, в которое идет свет, солнце, холод, они вещественны, как деревянные предметы, – все кончается уничтожением абсолютов. Проходят два года, три, пять, семь, – и наступает время расчетов с первоначальным детством – больше, чем смерть матери или отца, сильнее, чем болезни – бывает установление своего собственного я, – первый расчет, ибо расчетов с я – большое множество. Установление я приходит в девять лет, – тогда страшна и человечески ненормальна та среда, в которой рос этот девятилетний; установление приходит в тринадцать лет, нормально; оно задерживается лет до семнадцати, – тогда страшно за этого семнадцатилетнего и стыдно за его отца… Я родился (я этого не помню), я увидел солнце, я окликнул маму: из небытия я есть тот центр, вокруг которого вращается бытие, – я центр бытия, бытие исходит из я, познан я, подчинен я, – я – центр. И приходит час, когда это ощущение, осознанное, исчезает, смененное разумом: нет, я вовсе не центр, точно такое же я имеет каждый человек, я ничему не противопоставлено, – я только элемент и должно двигаться вокруг других элементов, в лучшем случае соподчиненное, но у громадного большинства – просто подчиненное. В девять лет такое установление, – стало быть, ненормальное, «битое» детство. Восемнадцать лет – это возраст для недорослей.