Том 6. Созревание плодов. Соляной амбар

Как раз в то время в ветеринарной больнице появился, заспиртованный в банке, уродец, теленок с двумя головами, – и Андрей Криворотов спросил батюшку с парты:

– Значит, Бог у нас урод?

Богом заведовали батюшки, главным заведующим был протопоп отец Иоанн, его боги хранились в кремлевском соборе, невидимо путешествуя оттуда по городу, охраняемые родителями. Вокруг церковных Богов и вокруг отца Иоанна жил основной божий враг, противо-божий забияка черт. Кроме Бога и черта существовали нейтральные полубоги и получерти, без точных их отношений к Богу и черту. В каждом доме под печкой и в темных углах жил домовой, он же проживал в конюшне. В реке жил водяной, в лесу леший. Эти Боги жили без заведующих. Иные из них проживали реальными личностями, – на той улице жила ведьма Неверова, колдунья, заговаривала зубы, – кажется, на самом деле ведьмою была ключница Машуха у Кошкиных, приворотившая к себе хозяина Сергея Ивановича, – лесник Данила на Козьей горке, друг Мишухи Усачева, был явным лешим, – каждый цыган и особенно каждая цыганка обязательно оказывались колдунами, – в каждой водочной бутылке сидел зеленый змей… – И тайны, везде тайны, святые тайны и таинства, государственные тайны, семейные тайны, торговые тайны, – тайны и секреты, торговый секрет, семейный секрет, праздничный секрет, – и даже у Шмелевых – свой собственный секрет луженья самоваров!.. Все это было достоянием совести и накладывалось на совесть, как сено на телегу. Совесть обязан был иметь – каждый, в тех или иных размерах определенную богом. Бог был непонятен и неудобен. И все знали: с телеги совести, – сора из избы не выносят, нехорошо даже рассказывать, какая каша была сегодня на обед, вообще лучше помалкивать, – и совершенно необходимо скрывать все, что делается дома, а уж если рассказывать, то только для того, чтобы хвалиться, такая, мол, гречневая каша, лучше всех. Это и ради рода, и ради Бога, – ради совести. А людей – лучше всего побаиваться, хорониться от них и сторониться, – именно из-за Бога, рода и гречневой каши, по совести, – моя хата с краю. И сами по себе понятия – ложь и лицемерие – совершенно таинственны, никак нельзя угадать, где лгать хорошо и мама похвалит – и где от мамы будет подзатыльник? – сын пришел, сказал маме, творчествуя,–

– А знаешь, мама, а Мишуха Усачев на той неделе застрелит тигра, Егорка сказал!

И сказала мама:

– Врунишка!

К папе-Криворотову или к отцу-Кошкину пришел человек, требуя отца иль папу под окошко, – и образуются непостижимости: если пришел пациент к Криворотову, а к Кошкину крестьянин за долгом, и сын скажет, что папа дома, – будет явное неудовольствие, – но, если пришел гость к Криворотову, а к Кошкину крестьянин-ходок насчет продажи леса, и сын скажет, что папы нету дома, также будет явное неудовольствие!.. – Все это очень таинственно – лицемерие, ложь, секреты, тайны, – и страшно!

И неизвестно откуда вдруг получилось твердое знание того, как образовывались в Камынске из девочек девушки. Сони, Кати, Липы с той или с этой улиц прошлое и позапрошлое лето бегали босиком в одних платьях-рубашках, простоволосые, с цыпками на руках, – на зимы они исчезали по домам, увеличиваясь в росте к каждой весне. И вдруг к Пасхе им сшили отдельные кофточки и отдельные юбки, нарядные, – им купили высокие башмаки на пуговицах, чулки на резинках, кружевные панталоны. На плечи они накинули кисейные косынки. У Кать и Лип оказались настоящие косы, одна или две. И не бегом уже, не вприскок, а медленно, под ручку с подружками, барышни отправились гулять в Кремль на Откос, любоваться Подолом среди пасхально-праздничных взрослых, равнодушные и серьезные, в разговоре серьезном и шепотом.