Том 6. Созревание плодов. Соляной амбар

Вынул ты жребий мне дальний.Смерив грудь, крикнул – гож!..Что ж ты стоишь так печально?Ведь в царскую службу пойдешь!Правда, сынки богатеяПодмажут кой-где кой-когоИ дома остаться сумеют,Ты же пойдешь. Ничего!Верно, рекой разольютсяМать, твой отец иль жена, –Ну, да небось обойдутся, –Царская служба нужна!Ведь сила-то царская в войске,

Нужно, чтоб пулей, штыкомТы расправлялся геройскиС братом своим мужиком.Если, забитый, рабочийВздумает вольно вздохнуть,Гибнуть за грош не захочет, –Целься верней ему в грудь.Ну, если вспомнишь, бывает,Как это братья твоиТяжким трудом добываютХлеб для голодной семьи,Как их теснят, угнетают,Как богатеи из них

Слезы и пот выжимают, –Вспомнишь далеких родных,Вспомнишь, быть может, – «ПридетсяНесть самому этот гнет!» –Сердце до боли сожмется,Стыд щеки кровью зальет.Совесть прогонит отвагу,Дрогнет на братьев рука…Помни устав и присягу, –Бей бунтаря-мужика!..Правда, к присяге-то этойСилой тебя подвели,Против Христова закона

Клятву попы завели…Поп не видал, как с дворянствомЦарь кровь народную пил, –Жертв крепостного тиранстваРазве не поп хоронил?Разве не поп равнодушноСвязанных в церкви венчал,На смерть пороли в конюшнях,Поп-то чего же молчал?Он не видал, как менялиНа кобелей мужиков…. . . . . . . . . .

В то же утро исправник Бабенин проследовал к ротмистру Цветкову, а от Цветкова вместе с Цветковым – к предводителю дворянства Верейскому, а затем Верейский, Цветков и Бабенин приехали в земскую управу к председателю управы Павлу Павловичу Аксакову. Павел Павлович разводил руками, говорил весело: – Ничего не могу понять!.. «Рэнэо», действительно, управский. Его крутит всегда управский сторож Николай, кривой хрыч. Я его допрашивал с пристрастием, – говорит, ни вчера, ни третьего дня никто ничего на «Рэнэо» не крутил. Я этого хрыча знаю, – не врет, уверен… А стишки, говоря между нами, правдоподобные, не без юмора.

– Павел Павлович, – сказал ласково князь, – говорить о правдоподобии данных стихов во время войны… Ротмистр и Николай Евграфович совершенно правы, – эти стихи – крамола… Я просил бы вас, Павел Павлович, опечатать ваш… инструмент для размножения бумаг…

В тот день и князь, и Бабенин, и Цветков тщательно переписывали стихи в своих рапортах по инстанциям,

– кроме них переписывал стихи так же тщательно Афиноген Корнилович Разбойщин – не в донесении, но в доносе. А через два дня доносили в губернию Цветков и Бабенин, что –

«…в трактире Козлова неизвестные личности, по всем вероятиям рабочие из железнодорожного депо, пытались вышеуказанные стихи петь на мотив песни „Вышли мы все из народа“…»

Тогда же, в сумерки и в неурочный час, чтобы потише и незаметней, пришли к Ивану Ивановичу Криворотову чертановский староста Сидор Наумович Копытцев и корзинщик Иван Лукьянович Нефедов, Ваняткин отец, – прошли через двор на кухню, сняли шапки, поклонились, сказали:

– Нам бы барина, скажи, мол, чертановские пришли, мол…

Иван Иванович позвал в столовую. Крестьяне стали у двери, с шапками в руках.

– Садитесь, господа, – сказал Иван Иванович.

– Да мы ничего, мы уж так… – сказал Сидор Наумович.

– Садитесь, я говорю! – прикрикнул Иван Иванович. – Раздевайтесь. Настя, чаю!..

Крестьяне сняли поспешно полушубки, положили их у дверей, сели к столу, на краешки стульев.

– Чем могу служить? – сказал Иван Иванович.

– Рад видеть у себя в гостях… Настя, подайте к чаю белого хлеба и сливочного масла!.. Итак, господа?..

– Мы, между прочим, конечно, без пункта, проходили мимо, решили обеспокоить… – сказал Сидор Наумович. – Как, мол, у вас насчет сена?.. Говорят, жеребчика нового купили, опять же коровка… Иван Иванович оживился, сказал: