Том 6. Статьи, очерки, путевые заметки

Подходит ли такой резкий образ к художеству? Я думаю, что, так как художество есть сила верховная, все подходит к художеству. Впрочем, напоминаю сомневающимся, что на одной из картин, хранящихся в Мадриде, чьи охранительные гении суть Рибейра, Веласкес, Мурильо, и Гойя, некая святая дает изголодавшемуся узнику (вполне взрослому) свою грудь, чтоб он испил ее молока. Такие картины нередкость и в галереях Итальянских музеев. Да защитою будут здесь сладостные имена всех творцов этой золотисто-лазурной живописи.

Сочетание крайней чувственности с идеальной воздушностью составляет одно из неотъемлемых очарований Египетской поэзии, как вообще – всякой достойной любовной лирики. Упившись телесным, Египетская душа вдруг переносится в гармонически-печальные области размышлений о часе последнем. Словно, после нежных звуков флейт и скрипок, слышишь глубокие осенние тона виолончели. «Где гордые стены?» и «Предел» являются непревзойденными достижениями в этой области.

Но говорят, что на кладбищах – всего зеленее трава. И на темно-бархатном фоне Мировой ночи как явно и ярко выступают узоры созвездий, сплетенных в их радостной пляске. В мировом саду, где блуждают эти двое, красный Адам и белая Ева, необманная, слова печали раздаются лишь затем, чтоб оттенить звенящую острую музыкальность лучистого мига. Любимым и любящим цветут без конца – двенадцать месяцев в году – все ласковые деревья, понимающие тайну и поцелуй, ибо ведь сами они всегда целуемы воздухом, Солнцем и влагой, и от корней до вершины проникнуты таинством жизни и непрекращающегося наслаждения ею. Гранатовое дерево, хоть грозится неосторожным, им не изменит, ибо гранаты так похожи на красные губы. И не изменит им скромная смоковница, которая может нам напомнить трогательную ветку Палестины, ни лукавая утайщица, широковетвистая сикомора, самое имя которой как будто есть лукавая усмешка.

Перечитывая Египетские песни любовные, невольно припоминаешь, с тайной радостью, что сложились они в эпоху самого загадочного и самого интересного из всех Фараонов, просиявших над миром, я разумею солнцепоклонника Амен-Готепа Четвертого, который, за полторы тысячи лет до нас, как верный влюбленник Солнца, замыслил всех богов Египетских низвести с их престолов, и заменить, всех, единым богом, чье имя есть Атэн, и чей лик есть Солнечный Диск с протянувшимися к Земле лучами-руками. Рука есть касание. Рука есть объятие. И можно ли без светлых касаний создать чертоги любви.

В этих песнях и чувствуется безграничное упоение жизнью и Солнцем. В них пьяность Солнца – и Мига, как Солнце – взносимого.

Египетские песни

1. Любовь

Твоя любовь в меня вошла,Как липкий мед.Твоя любовь, светла, тепла,

Во мне плывет.Твоя любовь – как запах смол,Как фимиам.Горячий, ты в меня вошел,И сладко нам.И я себя с тобой слила,Я мыслю вслух,Как благовонная смола,Как пряный дух.К сестре ты ждущей поспешил,Для сладких нег,

Как конь, что пыль дорогой взвил,Ускорив бег.Как конь бежит, бежит, исчез,Исполнил круг,Любовь, велением Небес,Приходит вдруг.Так искра, вспыхнув, сразу жжетСоломы пук.Так ястреб падает с высотИ губит вдруг.

2. Богомолец

На богомолье мой челнокБежит, гребет весло.И миртовый на мне венок,И я молюсь светло.Бог Фта да будет восхвален,Средь Божеских светил,Дабы беседку милой онВ ночи листвой укрыл.Да будет вся в цветах она,Чело, и грудь, и стан.

То кубок сладкого вина,Что мне для счастья дан.Ей мирту боги да пошлют,И лотос голубой.И вот вхожу я в твой уют,Чтоб быть в ночи с тобой.Сестра, с тобой я наконец,Увит в цветах альков.И весь Мемфис – один ларецПленительных духов.

3. Дорогой Солнца