Кто хочет напитать свой дух мужеством и силою для высоких достижений, тот выбирает все настоящее, подлинное и отвращается от суррогатов.
Или вы скажете, что эти эстонцы не любят свободы и не стремятся к ней?
Милые, хотя и упрямые эстонцы! Милые эстонки! Любите, любите Мольера и Рихарда Вагнера!
Каким Горький уехал, таким и вернулся. Талант – топор, как было сказано о Некрасове. Рубит фигуры из слов, как Ерьзя из мрамора. Но главное – превосходный рассказчик.
«Детство» в фельетонах «Русского слова». Читаешь и досадуешь. Невольно вспоминаешь благоуханное детство Льва Толстого. По контрасту. Такое злое и грубое это детство. Дерутся, бьют, порют в каждом фельетоне. Какой-то сплошной садизм, психологически совсем не объясненный. Не видим, какая душевная сила движет людей к совершению неистовств. Но ткань рассказа все же так добротна, что невольно следишь за нею. Все ждешь, что в темные, узкие души этих людей прольется свет творящего искусства и мы поймем почему.
Г. Биду в газете «День» очень красиво и трогательно написал о смерти Кальметта. Да, в своем высоком служении истине журналист должен быть готов отдать и самую свою жизнь. Мы знаем доблестные примеры.
Однако эти возвышенные слова едва ли подходят к таким случаям. Кто своим оружием избрал комки грязи, того и мучительная смерть не делает героем.
Это – очень прискорбная смерть. Нельзя бить и убивать людей. Для самого высокого и чистого негодования должен быть ясен предел, преступать который не следует. Притом же господа, разводящие «опиум чернил слюною бешеной собаки», и не заслуживают такого мщения.
Я не верю, что Кайо сказал своей жене эти ужасные слова:
– Ты меня погубила навеки.
Слова, которые, говорят, отняли все мужество у несчастной женщины.
Женщине, которая так его любит, которая за него готова положить свою голову под нож гильотины, бросить такой упрек! Говоря с такою женщиною, не забыть о своей карьере!
Не может человек в положении г. Кайо быть столь ничтожным.
Искусство наших дней*
1. Думая об искусстве наших дней, я разумею не то, что в моде сегодня или было модным вчера. Наши дни имеют для меня длительность большую, чем длительность этого сезона. Новые направления в искусстве могут возникать очень часто, но существенно новое является миру очень редко. И лицо, и душа мира изменяются очень медленно.
Можно смотреть на дела и задачи искусства различно. Моя мысль обращена главным образом к тому, чего я хочу от искусства. Значительно не то, что есть, а то, к чему наши устремлены желания. Стоит захотеть очень сильно, слить свою волю с мировою волею, чтобы сбылось желанное. Недаром Вячеслав Иванов говорит, что «высший завет художника – не налагать волю на поверхность вещей, но прозревать и благовествовать сокровенную волю сущностей. Художник должен облегчать вещам выявления красоты. Он утончит слух и будет слышать, „что говорят вещи“; изощрит зрение и научится понимать смысл форм и видеть разум явлений. Нежными и вещими станут его творческие прикосновения» («По звездам», стр. 250).
И об этом же волевом свойстве художника говорит Боратынский:
Искусство наших дней следует отграничить в двух направлениях. С одной стороны, оно существенно отличается от тенденциозного искусства предыдущего периода; с другой стороны, оно отличается и от самодовлеющего эстетизма «искусства для искусства». Искусство для жизни и искусство для искусства – одинаково несовершенные виды искусства.
Искусство наших дней опять выходит на широкий путь свободного творчества, потому что в нем опять начинают преобладать волевые элементы. Искусство наших дней сознает свое превосходство над жизнью и над природою.
В сознании общества вопросы искусства часто отступают на второй план сравнительно с вопросами практической жизни, а между тем если есть на земле какая-нибудь ценность, без которой человек не может обойтись, то это, конечно, искусство, или, употребляя более общее выражение, творчество. Многими делами занимается человек по необходимости или из соображений практической пользы, многое делает принуждаемый и с неохотою, иногда с отвращением, – к искусству же он приходит только потому, что хочет этого, и искусство всегда его радует и утешает. Даже и невозможно подойти к искусству, если душою владеют темные и мелкие чувства. Всю свою душу вкладывает человек в искусство, и вследствие этого ни в чем так, как в искусстве, не отпечатлен душевный мир человека, то, чем люди живы. Когда мы хотим составить суждение о человеке той или другой эпохи, той или иной расы, то единственным надежным руководством для нас может служить только искусство этого народа и этого времени.