Том 6. Живые лица

Таким образом, «слуху» о расстреле Розанова не верить причин тогда не было: расстрел Меньшикова тоже дошел в виде «слуха». Я отнеслась, однако, к нему со всей осторожностью, что доказывает мое письмо к Горькому. Вы как будто считаете, что я должна была сразу отнестись к этому слуху как к вздорному и не «оскорблять» Горького предположением, что «дружественное» ему правительство способно на подобные дела. Мне кажется, что если вы действительно это считаете, то оснований у вас к тому нет. Что касается до «нужды» Розанова, «окурков» и т. д. – то здесь мы имели уже не «слухи», а сведения, через близкого к Р[озано]ву человека, детально его положение знавшего, ибо собственными глазами видевшего. «Приспешников» Горького – конечно, не вас и не Гершензона я разумела, – я знала много лет и своими глазами видела, притом не я одна, да и слово-то не мое, но друга Горького (не приспешника).

Теперь еще о правде и лжи. Конечно, ни мне, ни вам не дано знать, «что есть истина». Однако и для меня, и для вас должна быть какая-то общая мера для того, что истина и что ложь. Соглашаюсь, что я тут выхожу из круга фактов – только – фактов или очерчиваю их кругом очень широким. Но – позволим себе на минуту эту небесполезную роскошь, тем более что и факты не будут забыты.

Я хочу сказать, что мы с вами, при взгляде на эпизод «Розанов – Горький», находимся не в одинаковом приближении к «истине», а проще говоря – мы оба «пристрастны», конечно, но мое пристрастие – на стороне объективной правды,

ваше – на противоположной. Почему у вас две мерки, для Горького и для Розанова, и, главное, каковы эти мерки? Почему Розанов сам виноват, что голодал, – не хотел продавать свои коллекции, а Горький ни в чем не виноват, хотя не только не продавал свои коллекции, но в то же время усиленно пополнял их? Правдивее была – тогда – мерка, разделение, которого мы придерживались: на покупающих и продающих. Очень глубокое разделение, со смыслом. Что Горький принадлежал к первым – это уже не «слухи»: я видела собственными глазами не только продавцов, но и приспешников-комиссионеров (один из последних – Гржебин), и даже самые «вещи», которые Г[орький] торговал и покупал. Мне очень неприятно говорить об этом; да и вспоминать неприятно, как долго торговался Г[орький] со знакомыми мне стариками за китайский фарфор и как признавался у нас один полячок из Публ[ичной] Библ[иотеки], что несколько «надул» Г[орько]го с порнографическими альбомами, ибо «эти – пяти-то тысяч не стоили, да он не понимает». Да и мало ли еще чего было! Хранить мое тогдашнее «негодование» к Г[орькому] до сих пор – было бы неестественно; я и не храню и, по правде сказать, сейчас Горьким совершенно не занимаюсь, даже в смысле «суда» над ним. Если говорю об этом, то ввиду вашей заботы о какой-то формальной «правде», которую иногда можно искать, лишь удаляясь от «истины».

Если же мы все это, вместе с фактами, оставим и перейдем в область просто-чувств, то нам не о чем спорить: вы больше любите Горького, я – больше Розанова. Можно закончить тем, что право каждого не быть вольным в своих чувствах.

Хочу надеяться, что вы не поймете это письмо как-нибудь превратно и неприятно. Верьте, пожалуйста, неизменности моего уважения и утверждения вашего поэтического дара.

З. Гиппиус

Комментарии

Живые лица^*

Тексты сборника печ. по изд.: Гиппиус 3.

Живые лица. Выпуск 1–2 Прага: Пламя, 1925.

Мой лунный друг. О Блоке^*

Журнал («трехмесячник литературы») «Окно». Париж. 1923. Май. № 1, а также в «Mercure de France». Paris. 1923. 15 янв. (на французском языке) и в газете «За свободу!» Варшава. 1923. 29 мая (фрагмент под названием «Последние встречи с А. Блоком»).

Эпиграф: И пусть над нашим смертным ложем… – Из стихотворения Блока «Рожденные в года глухие…» (1914), посвященного Гиппиус. Последняя строка у Блока: «Да узрят царствие Твое!»

…тени наших встреч с ним… – Знакомство Гиппиус с Блоком состоялось 26 марта 1902 г. В дневнике Блока до этой встречи есть записи о том, что читал он из напечататанного Гиппиус: это драма «Святая кровь» в «Северных цветах на 1901 год», статья «Критика любви» и стихотворение «Электричество» в журнале «Мир искусства» (1901. № 1 и № 5), рассказ «Среди мертвых» в «Северном вестнике» (1897. № 3) и др. А с 1902 г. они стали переписываться.

Соловьева Ольга Михайловна, урожд. Коваленская (1855–1903) – художница, переводчица. Жена М. С. Соловьева. Двоюродная сестра матери Блока.

Соловьев Владимир Сергеевич (1853–1900) – философ, богослов, поэт, критик, публицист. Сын историка С. М. Соловьева.