Том 7. Конец века (1870-1900). Часть первая

В молодости он был либералом, принимал участие в викальваристском движении, но его политический идеал не шел дальше конституционной монархии, и в 1874 году он был доверенным лицом дон-Альфонса в Мадриде. Он очень благосклонно относился к духовенству, но был католиком, по видимому скорее из политических соображений, чем по убеждению. Однажды он даже рискнул сказать маркизу Пидалю, что «огромное большинство испанцев совершенно равнодушно к религии». Лично человек честный и великодушный, он неуклонно проводил реакционную политику и сделал своим орудием подкуп — потому, что не считал возможным примирить в Испании монархию со свободой, и потому, что ему казалось вполне допустимьм покупать своих противников всякий раз, когда они выказывали готовность продать себя. За пять лет своего пребывания у власти он раздал 1275 титулов и орденов, заполнил чиновниками все канцелярии, пристроил всех своих политических друзей и друзей своих друзей. Он довел до чудовищных размеров систему надувательства и лжи, ту систему, которая делала Испанию по имени и по внешности конституционной державой, а на деле превращала ее в добычу двух или трех политических кружков. Имелась конституция, ответственные министры, выборы, палаты; в закон внесен был даже принцип свободы совести, провозглашена была свобода печати; парламентские учреждения функционировали с неведомой до того времени правильностью; консерваторы и либералы чередовались у власти. Но все это было не более, как пышной видимостью. На деле — конституция не препятствовала ни мотовству, ни произволу. Министерства образовывались и распадались не по принципиальным, а по чисто личным причинам[154]

. Выборы оставались большими политическими маневрами, которыми партия, находившаяся у власти, руководила но-военному. Палаты не сумели осуществить сколько-нибудь серьезного и действительного контроля над правительством. Иноверческие культы по прежнему были почти запрещены, а газеты зависели от произвола власти; 110 процессов по делам печати за четыре года свидетельствовали о том, что такое был либерализм Кановаса. Партии были не более как обществами страхования от политических рисков. Многие семьи разделялись на консерваторов и либералов, для того чтобы всегда иметь заручку в каждом из двух лагерей. Альфонс XII говорил в шутку, что управление Испанией было бы самым легким делом в мире, если бы каждый испанец мог что-нибудь урвать из бюджета.

Нельзя сказать, чтобы у Кановаса не было широких замыслов. Он старался вернуть Испании мир, он хотел обогатить ее, он ставил своему честолюбию задачу достижения тесного союза с Португалией, выкупа Гибралтара, территориального расширения в Африке. Он видел, в чем состояли интересы его страны, и широко понимал их. Но он не сумел увлечь нацию, он недостаточно сильно желал всего того, что задумал; больше всего он занят был тем, как бы укрепиться самому и упрочить династию. Кановас был ловким парламентским дельцом, но не был великим государственным деятелем. Один журналист говорил о нем, что он «хотел соединить порядок и революцию так, как мешают хлебе бульоном, чтобы с делать похлебку», — и сумел сделать лишь очень плохой суп.

Конституция 1876 года. Первое затруднение, которое Кановасу пришлось разрешить, — это принятие новой конституции. Ему довольно быстро удалось заключить мир с умеренными республиканцами. Сагаста признал новый порядок вещей, а 8 марта 1875 года Серрано явился во дворец поцеловать руку короля. Труднее было решить, какой характер придать новой конституции. Старые альфонсисты хотели просто-на; просто вернуться к конституции 1845 года. Либералы не хотели расставаться с конституцией 1869 года. Кановас созвал хунту из 341 члена — исключительно прежних депутатов и сенаторов, которые в свою очередь избрали комиссию из 39 делегатов и поручили ей выработать проект конституции (20 мая 1875 г.).

Так как министры не могли столковаться насчет избирательной системы, то Кановас ушел из министерства (12 сентября); однако через три месяца (2 декабря) он снова вошел в него и руководил выборами 22 января 1876 года, происходившими на основе всеобщего избирательного права, согласно закону 1870 года, и давшими повод к таким же нападкам, как и выборы, которые происходили при всех других режимах.