Том 7. Лавка древностей

Адрес был дан, кукольники ушли, толпа повалила за ними следом, а одинокий джентльмен битых два часа шагал из угла в угол по своей комнате над головой у недоумевающих мистера Свивеллера и мисс Салли Брасс.

Глава XXXVIII

Кит — вернемся к нему, ибо нам следует воспользоваться не только наступившей передышкой, но и тем обстоятельством, что происшествия, здесь рассказываемые, складываются наилучшим для этого образом и толкают нас на путь, который мы и сами избрали бы, как наиболее для нас желательный и приятный. Итак, пока события, заключенные в последних пятнадцати главах, разворачивались своим чередом, Кит, — как читатель, вероятно, догадывается, — все больше привыкал к мистеру и миссис Гарленд, к мистеру Авелю, пони и Барбаре и все больше убеждался, что каждый из них в отдельности и все они вместе стали самыми его близкими и верными друзьями, а коттедж «Авель» в Финчли — родным ему домом.

Стоп! Слова написаны и пусть так и остаются, но если кто-нибудь выведет из них, что сытость и уют, в которых жил теперь Кит, унизили в его глазах скудную еду и скудное убранство материнского жилища, они сослужат нам плохую службу и в то же время будут несправедливы по отношению к Киту. Кто больше Кита мог бы заботиться об оставшихся дома близких — хотя это были всего лишь двое малышей и мать? Какой отец мог бы, захлебываясь от гордости, рассказывать такие чудеса о своем необыкновенном сыне, какие Кит не уставал рассказывать по вечерам Барбаре о маленьком Джейкобе? Была ли на свете другая такая мать, как у Кита, если судить по его отзывам? И кто еще испытывал такое довольство в той бедности, какую терпели родные Кита, если по тому, как он расписывал их жизнь, можно составить себе истинное представление о его семье?

Давайте же помедлим здесь и скажем, что если привязанность и любовь к родному гнезду — чувства прекрасные, то в ком же они прекраснее всего, как не в бедняках! Узы, связующие богачей и гордецов с семьей, выкованы на земле, но те, что соединяют бедняка с его скромным очагом, отмечены печатью небес, и им нет цены. Человек знатного рода может любить свои наследственные чертоги и владения как часть самого себя, как атрибуты своего происхождения и власти; его связь с ними зиждется на гордыне, алчности, тщеславии. Преданность бедняка своему жилью, в котором сегодня приютился он, а завтра кто-нибудь другой, коренится в более здоровой почве. Его домашние боги созданы из плоти и крови, не из золота, серебра и драгоценных камней; у него нет другого достояния, кроме сердечных привязанностей, и если тяжкий труд, рубище и скудная еда не мешают бедняку любить голые стены и полы, эта любовь дарована ему небом, а его жалкое жилище становится святыней.

О! Когда бы люди, управляющие судьбами народов, помнили это! Когда бы они призадумались над тем, как трудно бедняку, живущему в той грязи и тесноте, в которой, казалось бы, теряется (а вернее, никогда и не возникает) благопристойность человеческих отношений, как трудно ему сохранить любовь к родному очагу — эту первооснову всех добродетелей! Когда бы они отвернулись от широких проспектов и пышных дворцов и попытались хоть сколько-нибудь улучшить убогие лачуги в тех закоулках, где бродит одна Нищета, тогда многие низенькие кровли оказались бы ближе к небесам, чем величественные храмы, что горделиво вздымаются из тьмы порока, преступлений и страшных недугов, словно бросая вызов этой нищете. Вот истина, которую изо дня в день, из года в год твердят нам глухими голосами — Работный дом, Больница, Тюрьма. Это все очень серьезно — это не вопли рабочих толп, не парламентский запрос о здоровье и благоустроенности народа, и от этого не отделаешься ни к чему не обязывающей болтовней. Из любви к родному очагу вырастает любовь к родине. А кто истинный патриот, на кого можно положиться в годину бедствий на тех, кто ценит свою страну, владея ее лесами, полями, реками, землей и всем, что они дают, или на тех, кто любит родину, хотя на всех ее необъятных просторах не найдется ни клочка земли, который они могли бы назвать своим?

Кит не имел понятия об этих вопросах, но он знал, что дом его матери очень беден, что его даже сравнивать нельзя с домом мистера Гарленда, и все-таки постоянно вспоминал о нем с чувством признательности, постоянно тревожился о своих близких и частенько посылал матери письма в больших конвертах, вкладывая в них то шиллинг, то полтора, то другие подобные же подарки, которые позволяла ему делать щедрость мистера Авеля. Бывая в городе, он всегда урывал время, чтобы забежать домой, и какую же радость и гордость испытывала при этих встречах миссис Набблс, как шумно выражали свой восторг Джейкоб и малыш и с какой сердечностью поздравляли Кита соседи; весь двор слушал и не мог наслушаться рассказов о коттедже «Авель», о всех его чудесах и всем его великолепии!