Том 7. Натаска Ромки. Глаза земли

Тогда в феврале никто в городе не говорил о весне, а теперь со всех сторон слышишь: весна!

Большое время

Опять, как вчера, лучезарное утро с легким морозцем. Теперь уже все говорят, и стало уже общим местом, что климат меняется, хотя всего тому назад девять лет был зимний мороз в 40°.

Все происходит оттого, что климат лежит в большом времени, а люди в маленьком, а когда маленькие судят большое, то они судят его по себе.

Сверкающие дни

День за днем такие сверкают, что и во сне не приснится. Запрыгали девочки на веревочке. Свет в Москве обнимает человека и несет. Дома сверкают на свету и радуются тени: свет и тени – все хорошо!

Прогулка

Солнечные дни, голубые утренники, и вечером робкие ручьи, и ночь и утро являются над сухими крышами.

Дом огромный обрывался на улице неотделанной кирпичной стеной, в ней там и тут были печурки: одни для чего-то делались при кладке степы, другие сами сделались после выпадения кирпичей. Теперь в каждой такой печурке сидел невидимый для прохожих воробей и чирикал по-весеннему мерно, безостановочно, как часы.

Но эти воробьи, ликующие в темных печурках, были и вправду нерукотворными часами весны света. Некоторые из прохожих вынимали часы, взглянув, прибавляли шаг. Но другие, напротив – услыхав эти весенние часы, останавливались, долго с улыбкой бродили глазами по стене, всматривались, и, наконец, открыв воробья, светлели лицом и, оглядевшись кругом, радовались голубому сумраку улицы под солнечной крышей.

Весна звука

Мороз с утра небольшой, а днем солнце в Москве наделало луж, и к вечеру, когда чуть подмерзло, запахло во всей силе первой весной.

В это время в деревне глухие начинают лучше слышать, как это было и с нами: мы все немного глохнем зимой.

И вдруг услышишь по-иному голоса вдали или шелест падающих капель вблизи, и чье-то слово, как будто кто-то меня позвал.

Я это только недавно открыл и назвал весной звука.

А вчера была оттепель. Вечером возвращался домой под дождем, угадывая, где ступить, как бы не обдала машина, но на душе было хорошо: ведь не одна эта весна, а все вёсны шли со мной по улице, и я не впервые понимал пробуждение звука.

Светлое утро

Вчера весь день летел снег, и за ночь у него все вылетело: пришло утро светлое-пресветлое, снега блестят чистотой, дымы радуются над каждой крышей.

Пасмурный день

Тепло и пасмурно. Потом голубые просветы, все шире и шире, и по голубому в серых парусах корабликами проходили обрывки, дымки и всякие остатки разорванного ночного одеяла.

Грачи прилетели

Вижу везде на снегу грачей, и, видно, им голодно, нечего взять, все снегом закрыто, разгуливают суетно на длинных ногах, подпускают близко, не летят, а бегут, бегут. Вечером с их гнездовых мест уже слышен грай.

Вечер зацвел

На всем небе кругом было только два маленьких белых минутных пятнышка. Вечер зацвел на закате голубыми снегами, розовым лесом, а небо кругом горело…

Вот уже три дня подряд солнечные, слегка морозные, снег все еще глубокий. И так долго будет медленно таять, до тех пор, пока не придет серый день с туманом и дождем. Тогда только и птицы явятся.

Незаметная жизнь

На пойме горячими полднями из-под снегу набегают озерки, а ночью замерзают. Иногда такие промоинки пересекают тропу, идешь – все кругом тебя трещит. Те, кто ходит в любимой обуви – валенки с калошами из автомобильных шин – ходят теперь только по утрам через пойму.

А река все еще засыпана и не отделяется, и только на крутых берегах, обращенных на юг, протаяла щетина корзиночной ивы, и, наверное, в ней уже кипит незаметная жизнь насекомых.

Мартовское солнце

Как и вчера, к полудню, наверно, солнце выбьется. В Москве так чисто на главных улицах, так светло, и так-опять хочется жить, и так чувствуешь себя поумневшим и душевно похорошевшим.

Раньше в этом мартовском солнце видел цветы на кофточках, а теперь вижу цветы в глазах у людей: при этом свете у многих зацвели глаза – и голубые, и синие, и темно-зеленые, и мне кажется, где-то мелькнули глаза лиловые.

Капнуло с крыши

Сверху на Кузнецком мосту что-то капнуло мне на кончик носа. Я подумал – это золотая капель с крыши. Но вдруг оттуда чирикнул воробей, и это был первый воробей весны света в этом году. И я понял: это не золотая капель – это он мне капнул на нос.

Но я так радуюсь весне света в городе, что не придал никакого значения тому, что первый певец весны света в отношении меня был так невнимателен.

Чувство природы

Вот река… вы подошли. И тут бывает по-разному: то захочется рыбу поудить, то искупаться, и мало ли чего! – погулять по берегу, покататься, даже задуматься; что-нибудь вспомнишь, по-иному что-то в твоей жизни переставится: все о себе, все для себя!

Но вот, когда застанет весна в Москве, увидишь текущие со двора реки грязи и вспомнишь настоящую реку, представишь себя на воле, тогда собираешь в душе воспоминания, и все для реки, и ничего для себя.

Так вот и все наше чувство природы возникает в городе.

Любовь к природе с тягой бродяжничества зарождается в городе (туда, туда!), в человеческой тесноте.

Из города тянет в одиночество, из пустыни – к людям.

Река отделилась