Том 7. Стихотворения, очерки 1925-1926

Пароход подошел,        завыл,           погудел —и скован,    как каторжник беглый.На палубе     700 человек людей,остальные —      негры.Подплыл    катерок        с одного бочка̀.Вбежав    по лесенке хро̀мой,осматривал     врач в роговых очках:«Которые с трахомой?»Припудрив прыщи           и наружность вымыв,с кокетством себя волоча,первый класс      дефилировал            мимоулыбавшегося врача.Дым  голубой      из двустволки ноздрейколечком       единым        свив,первым    шел      в алмазной заресвиной король —        Свифт.Трубка   воняет,       в метр длиной.Попробуй к такому —          полезь!Под шелком кальсон,         под батистом-лино́поди,   разбери болезнь.«Остров,

    дай      воздержанья зарок!Остановить велите!»Но взял    капитан       под козырек,и спущен Свифт —         сифилитик.За первым классом         шел второй.Исследуя    этот класс,врач  удивлялся,       что ноздри с дырой, —лез      и в ухо     и в глаз.Врач смотрел,      губу своротив,нос      под очками       взмо́рща.Врач  троих     послал в карантиниз    второклассного сборища.За вторым     надвигался          третий класс,черный от негритья.Врач посмотрел:       четвертый час,время коктейлей       питья.— Гоните обратно        трюму в щель!Больные —      видно и так.Грязный вид…       И вообще —оспа не привита. —У негра    виски́       ревмя ревут.

Валяется    в трюме        Том.Назавтра    Тому       оспу привьют —и Том   возвратится в дом.На берегу       у Тома        жена.Волоса   густые, как нефть.И кожа ее       черна и жирна,как вакса    «Черный лев».Пока  по работам        Том болтается,— у Кубы     губа не дура —жену его    прогнали с плантацийза неотработку       натурой.Луна  в океан      накидала монет,хоть сбросся,      вбежав на насыпь!Недели    ни хлеба,        ни мяса нет.Недели —     одни ананасы.Опять   пароход       привинтило винтом.Следующий —       через недели!Как дождаться       с голодным ртом?— Забыл,    разлюбил,

         забросил Том!С белой    рогожу       делит! —Не заработать ей        и не скрасть.Везде   полисмены под зонтиком.А мистеру Свифту        последнюю страстьраздула    эта экзотика.Потело    тело      под бельецомот черненького мясца̀.Он тыкал     доллары         в руку, в лицо,в голодные месяца.Схватились —       желудок,           пустой давно,и верности тяжеловес.Она  решила отчетливо:          «No!»[1], —и глухо сказала:       «Jes!»[2].Уже  на дверь      плечом напиралподгнивший мистер Свифт.Его       и ее    наверх       в номеравзвинтил    услужливый лифт.Явился    Том      через два денька.Неделю    спал без просыпа.И рад был,     что есть

        и хлеб,           и деньгаи что не будет оспы.Но день пришел,          и у кож           в темнотеузор непонятный впеплен.И дети   у матери в животе^*онемевали     и слепли.Суставы ломая       день ото дня,года календарные вылистаны,и кто-то    у тел      половину отняли вытянул руки       для милостыни.Внимание     к негру        стало особое.Когда   собиралась па́ства,морали      наглядное это пособиепоказывал     постный пастор:«Карает бог     и его        и ееза то, что    водила гостей!»И слазило     черного мяса гнильес гнилых    негритянских костей. —В политику     этим        не думал ввязаться я.А так —    срисовал для видика.Одни говорят —        «цивилизация»,другие —     «колониальная политика».