Том 8. Очерки переходного времени

Прежде плохо деды жилиТем, что барину служили,А теперь пришла свобода —Ходим в школу по три года.И из наших молодцовМного стало мастеров:Кто котельщик, кто столяр,Кто сапожник, кто маляр,Или шорник, иль печник,Иль косульный уставщик,Тот извозчик, иль подрядчик,Тот приказчик, иль нарядчик.

Вот как стало хорошо! А вот небольшой стишок, уже без всяких «предвзятых идей»:

Цвет лазоревый люблю, —В свете нет его милей!Я подруженьке срублюНову горенку теплей.Сад зеленый рассажу,Весь березками уставлю.С милой рядом посижу,А немилых — всех оставлю!..

Ну как, читатель? Погодите, то ли еще будет!

3

В народной жизни, как и в жизни «общества», переживается, несомненно, время «переходное». Все «новости» современной деревни, перечисленные поэтом («прежде плохо деды жили»), дают возможность понять, почему деревня не может еще, как говорится, собраться «с умом», окрепнуть в определенных взглядах на собственное существование и судить, во имя их, обо всем окружающем. Поколеблена поэтому же и творческая мысль народа, но что она живет непрестанно, в этом не может быть никакого сомнения.

Не из чего собрать и сложить народу песню, но сочинить «стишок», откликнуться на разнообразнейшие явления обыденной жизни, этого даже и «утерпеть» нельзя народу. И вот он сочинил так называемую «частушку», то есть «куплет» (слово в слово), и этими «частушками» откликается на каждую малость жизни. Три тетрадки этих «частушек», находящихся в моих руках, всего около 200 №№, все записаны в деревнях,[79]

находящихся в весьма недалеком друг от друга расстоянии, и в каждой из этих тетрадей встречается не более трех или четырех повторений одной и той же «частушки», и то непременно с какою-нибудь местною особенностью.

Но 200 №№ «частушек» положительно капля в море в том несметном количестве произведений народного сочинительства в этом роде, которое неведомым путем создается неведомыми поэтами чуть не каждый божий день и непременно в каждой деревне. Собрав эти «частушки» с такою же тщательностью, как собираются статистические сведения о всяких мелких подробностях хозяйства в крестьянском дворе, и разработав их соответственно тем сторонам народной жизни, которых они касаются, мы имели бы точное представление о нравственной жизни народа. Ничего подобного читатель не найдет в этой заметке, но все-таки он почувствует свежесть и молодость народной души.

Некоторые из «частушек» носят совершенно определенный характер женского и мужского «сочинения», например:

Неужели ты завянешь,Аленький цветок?Неужели не вспомянешь,Миленький дружок?

Это женская «частушка». Та же «частушка» сказывается мужчиной так:

Неужели ты завянешь,Травушка шелковая?Неужели не вспомянешь,Дарья бестолковая?..

Или — мужская также «частушка»:

Ай да, ай да!Моя милка молода!Молода годочком,Глупая умочком.Молода, нестарая,Самоварчик ставила…

Нечто «мужиковатое» видно иной раз и в любовной «частушке» мужского сочинения:

Где ты, милая, хорошая,Лазоревый цветок?За тебя, моя пригожая,Подрались мы разок…

В женских «частушках» таких неуклюжих напоминаний о любви нет. Но о мести из-за любви и женская «частушка» также не церемонится в выражениях:

Кабы знала негодяя,

Не любила бы его, —Посеред синева моряЗатопила бы его!

Вообще же темы, которых касаются мужские и женские «частушки», почти одинаковы, хотя женские имеют то преимущество пред мужскими, что рисуют множество женских типов всякого качества:

Вот труженицы:

Дождь пойдет, сенцо обмочит,Будет маменька ругать, —Помоги-ко, мой хороший,Мне зародец дометать.Кабы знала бедна девушка,Где ей замужем бывать,Помогла бы злой свекровушкеХоть капусту поливать.

Отношение к матери: