Том 8. Рассказы

Контрабандой (воспитанникам духовных семинарий разрешалось посещать лишь редкие выступления артистов императорских театров и слушать церковное пение) Беляев видел и слышал их всех. Еще в пятом классе семинарии Беляев решил: или он станет актером-профессионалом, или, окончив семинарию по первому разряду, поступит в какое-нибудь высшее учебное заведение России – какое-нибудь, ибо в университеты семинаристам в те годы вход был закрыт[27].

В летние дни он играет в домашних и любительских спектаклях: граф Любин в тургеневской «Провинциалке», Карандышев в «Бесприданнице», доктор Астров, Любим Торцов…

Саша же давал эскизы костюмов, декораций; пробовал себя в режиссуре; в благотворительных спектаклях играл на скрипке, декламировал.

Перед окончанием семинарии он с той же страстью, которую будет вкладывать всегда и во все в жизни, увлекся фотографией. Прочитав об опытах художника Вирца[28], интересовавшегося тем, что чувствует отрубленная голова казненного человека, Саша вместе с приятелем Колей Высотским делал снимки «головы на блюдце», вырезая в больших блюдах дно. Они перепортили несколько блюд, но, наверное, так много лет назад «технически» родилась голова Доуэля.

В июне 1901 года семинария была окончена. Продолжать духовное образование Беляев не хотел. Нужно было искать средства для продолжения учебы, и на зиму 1901/02 года семнадцатилетний Беляев подписывает контракт с театром смоленского Народного дома «с одним бенефисным спектаклем в сезон».

Здесь Беляев сыграл очень много ролей в «Безумных ночах», «Ревизоре», «Трильби», «Лесе», «Нищих духом», «Бешеных деньгах», «Воровке детей» и так далее. Спектакли давались дважды в неделю.

Тюрянинов в «Соколах и воронах» Сумбатова, Разумихин в «Преступлении и наказании», капитан д’Альбоаз в «Двух подростках» Пьера де Курселя, Герман в «Картежнике»…

Много лет спустя в Москве Константин Сергеевич Станиславский скажет ему: «Если вы решитесь посвятить себя искусству, я вижу, что вы сделаете это с большим успехом».

А пока бенефисный спектакль дал лишь половину ожидаемых сборов. На последнем спектакле, как отмечал рецензент местной газеты, «господин Беляев почему-то не нашел нужным загримироваться, по причине чего была видна явная молодость артиста».

Впрочем, в роли капитана д’Альбоаза «г-н Беляев был недурен», а в пьесе «Комета» «г-н Беляев выдавался из среды играющих по тонкому исполнению своей роли…»

В конце февраля спектакли закончились, большинство актеров разъехалось по провинциальным театрам, а Беляев засел за латынь, русскую и общую историю: по этим предметам экзаменовались поступавшие в Демидовский юридический ярославский лицей, существовавший на правах университета.

По окончании в 1906 году лицея Беляев снова в Смоленске. Он занимается юридической практикой. Сначала – как помощник присяжного поверенного, позднее – как присяжный поверенный.

Первое время ему поручают мелкие дела. То дьячок непотребно облаял священника, а консистория вынесла сор из избы на мирской суд, то шайка мелких железнодорожных мошенников неудачно выпотрошила пакгауз.

Но в 1911 году Беляев взялся защищать богатого лесопромышленника Скундина. Купчина распродал чужие леса на круглую сумму в семьдесят пять тысяч рублей и попался. Хотя дело было заведомо проигрышное и Скундин вышел из него весьма помятый прокурором и присяжными заседателями, Беляев получил большой гонорар.

Он не обзавелся ни домишком на Козловской горе (хотя уже был к этому времени женат), ни парой рысаков.

Уже несколько лет он подрабатывает в смоленской газете отчетами о театральных ростановках и концертах, подписывая их псевдонимами[29], а деньги откладывает на путешествие за границу.

Теперь у него денег хватит.

В конце марта 1913 года с красным Бэдэкером в кармане Беляев уезжает в Италию.

Венеция, Рим, Неаполь, Флоренция, Генуя…

Сойдя с пригородного поезда на Stazione Pompei, сначала на лошадях, потом пешком Беляев с товарищем, проводником и сынишкой проводника поднимается на Везувий. Уже в ночной темноте он любуется подковой прибрежных огней на заливе. Это Портичи, Сорренто, Капри… Наконец и цель путешественников – кратер Везувия.

Вот как писал сам Беляев, после того как заглянул в жерло вулкана: «Все было наполнено едким, удушливым паром. Он то стлался по черным, изъеденным влагой и пеплом неровным краям жерла, то белым клубком вылетал вверх, точно из гигантской трубы паровоза. И в этот момент где-то глубоко внизу тьма освещалась, точно далеким заревом пожара.

Молчание нарушалось только глухим шорохом и стуком обламывающихся и падающих в глубину камней. Вот где-то во мраке срывается большой камень, и слышно, как он ударяется о выступы жерла; звуки ударов доносятся все глуше и глуше, пока, наконец, не сливаются с жутким шорохом кратера. По этим удаляющимся звукам угадывалась неизмеримая глубина.

Из жерла тянуло влажным теплом. Я обломал несколько кусков лавы и бросил их далеко от края. Они беззвучно потонули в белом дыму, и, как мы ни напрягали слух, нам не удалось услышать стука их падения… Жутко!»