Том 8. Вечный муж. Подросток

Иной позиции придерживается либерально-народнический критик А. М. Скабичевский, который посвятил первой части „Подростка“ большую статью: „Мысли по поводу текущей литературы. Нечто о романах г. Ф. Достоевского вообще. «Подросток», роман г. Ф. Достоевского, часть первая“.[271]

По словам Достоевского, Страхов так пересказал ему основное содержание этой статьи: „В ней не то что хвалят, но говорят, что до сих пор многие принимали типы Достоевского отчасти за фантастические, но, кажется, пора разубедиться и признать, что они глубоко реальные и проч. в этом роде“ (письмо А. Г. Достоевской от 8 февраля 1875 г.). Действительно, Скабичевский признает, „что никогда романы г. Ф. Достоевского не были столь современны, как именно в настоящее время“. Вместе с тем Скабичевский говорит об искажении писателем действительности, так как он берет за основу явления, редко встречающиеся в реальной жизни. Достоевский не просто показывает страдания и патологические болезненные состояния человеческой души, но и читателя заставляет участвовать „в галлюцинациях <…> героев и переживать вместе с ними все их нравственные муки“. Причина этого, по мнению критика, в нарушении норм и законов искусства, иными словами, в натурализме. „Вообразите, что искусство не ограничивалось бы только тем, чтобы представить перед вами на сцене грозу как можно натуральнее и заставить вас почувствовать всю прелесть этой картины, но поставило бы себе целью произвести над вашими головами настоящую грозу и заставить вас подвергнуться всем ее неприятностям. Представьте себе, что на сцене герои драмы убивали бы друг друга в самом деле, а в представлении сражения над вашими головами свистели бы пули. Очевидно, что вам было бы не до эстетических восторгов и вы бежали бы из театра <…> Как хотите, а это не искусство, — делает вывод Скабичевский, — иначе следует назвать искусством всякое такое действие, которое имеет своей целью произвести сильное впечатление на ваши нервы, так что даже и трение пробкой по стеклу будет тоже искусством, потому что способно довести до истерики иного нервного человека“. Однако „слишком односторонними“ романы Достоевского теперь уже не могут казаться, так как в современной жизни произошли такие изменения, вследствие которых исключительность героев и ситуаций Достоевского все больше становится чуть ли не нормой. Скабичевский говорит о распространившейся эпидемии самоубийств, в том числе самоубийств патологических, вызванных не объективными, но субъективными причинами. Все это отражается в романах Достоевского, и патологические свойства их „делаются не случайными свойствами, зависящими от одного только склада личности писателя, а стоят в связи с целою сериею условий нашей жизни“. Общественный подъем 60-х годов был очень кратким, и вот снова воскресли Рудины „во всей своей прежней красе“. Поэтому именно теперь романы Достоевского „приобретают вполне современное значение“: „полусумасшедшие герои этих романов“ — „разошедшиеся сами с собой“ люди, которые стремятся отгородиться от мира, „выйти из обычной колеи, прослыть необыкновенными существами“. Таков и Аркадий Долгорукий, характер которого, мечты и поведение верно изображены автором. „Все это весьма естественно, и в дурно воспитанных подростках нередко создаются подобного рода колоссальные замыслы вроде приобретения ротшильдовского богатства или завоевания целого света, так что замысел нового романа г. Достоевского весьма оригинален и недурен“.