Том 9. По экватору. Таинственный незнакомец

Стояли мы в миле от берега; вскоре к нам направился небольшой буксирный пароход; пассажиры с трепетом следили за ним. Он то взбирался на гребень волны, раскачивался, словно пьяный, секунду — серая тень в вихре пены, то нырял в пучину и долго не показывался; а когда мы совсем уже считали его погибшим, вдруг круто, наискосок, подскакивал вверх, низвергая с бака целые водопады; и так все время, пока не подошел к нам. Пароход принес в своем чреве двадцать пять человек, мужчин и женщин, — главным образом актеров странствующей труппы. Команда собралась на палубе в зюйдвестках, желтых непромокаемых парусиновых костюмах и высоких сапогах. Палуба так и ходила под ногами и чаще всего стояла вкось, как стремянка, а могучие волны захлестывали борт и перекатывались через корму. Мы привязали длинный канат к ноку реи, прицепили к нему самое обыкновенное плетеное кресло и с размаху подбросили в воздух; направленное ловкой рукой, оно раскачивалось там, словно маятник, потом метнулось вниз, и его подхватили два матроса на баке пароходика. В кресле мы переправили молодого матроса, чтобы он оберегал прибывших пассажирок. На палубе тотчас появились две дамы, уселись к нему не колени, и мы потянули кресло вверх под небеса; а когда оно очутилось над нашим кораблем, быстро опустили и поймали его, прежде чем оно коснулось палубы. Мы перетащили к себе на пароход двадцать пять пассажирок и доставили на буксирный двадцать пять своих, среди них несколько пожилых женщин и одну слепую, и все благополучно. Хорошо поработали.

У нас чудесный пароход, вместительный и удобный; порядок на нем полный — придраться не к чему. В гостиницах нет-нет, да и наткнешься на крысу, но на судах мы давно не видали крыс, разве только на «Флоре»; впрочем, там нам было не до них. По моим наблюдениям, крысы водятся теперь только в гостиницах и на тех судах, где все еще пользуются отвратительным китайским гонгом. Наверное, это потому, что крысы не умеют узнавать время по часам и бегут из тех мест, где их не оповещают, что обед готов.

29 ноября.

— Врач рассказал мне о нескольких горьких пьяницах, одном отчаявшемся бродяге и безнадежных нравственных калеках, которых обратила на путь истинный Армия Спасения: вот уже два года, как они не поддаются соблазну и усердно трудятся. Куда ни пойди, всюду встретишь подобные доказательства полезной деятельности Армии Спасения... Сегодня утром к нам залетела балларатская зеленая муха, и каюта сразу наполнилась оглушительным свистом, как на лесопилке; эта муха — самое быстрое, что есть на свете, не считая молнии. В ее крохотном теле таится огромная энергия, Если бы эта энергия, в тех же пропорциях, была у корабля, мы бы пронеслись от Ливерпуля до Нью-Йорка за один час — время, за которое можно успеть только позавтракать. Новозеландский курьерский поезд называют «балларатская муха»... У местных жителей скверные зубы. Местный уроженец сказал мне, что они их не пломбируют — вырвут и вставят искусственные; и совсем не редкость встретить молодую девушку с полным комплектом искусственных зубов. Счастливица! Как жаль, что я не родился с искусственными зубами, искусственной печенью и искусственными карбункулами. Мне жилось бы намного легче.

2 декабря, понедельник.

— Уехали из Нейпира на «балларатской мухе» — поездом, который ходит два раза в неделю. От Нейпира до Гастингса двенадцать миль — пятьдесят минут езды; примерно тринадцать миль в час... Чудесный летний день; прохладный ветерок, ослепительное небо, роскошная растительность. Днем нам раза два-три встретились на редкость красивые густые леса, беспорядочно тянувшиеся по склонам к самому небу, но склоны совсем не похожи на обычные, напоминающие скаты крыш, где все деревья одинаковой высоты. Нам сказали, что самые величественные деревья тех лесов — деревья породы каури; из них делают брусчатку для мостовых европейских городов, — лучшего материала для этого не найти. Порой эти гигантские патриархи леса увешаны гирляндами ползучих лоз, а масса подлеска порой словно коконом спелената каким то иным видом лиан, топким, как паутина, — называют ого, кажется, «пролазой». Куда ни глянь — древовидные папоротника; ствол футов в пятнадцать высотой, увенчанный изящной чашей перистых листьев, — прелестное украшение леса. Видели мы также какой-то десятифутовый тростник, увенчанный чем-то похожим на желтые растрепанные волосы. Не знаю, как он называется, но если существует растение «скальп», то это оно и есть. А вблизи Пальмерстон-Нортс — романтическое ущелье, на дне которого струится ручей.

Вайтукурау. — Двадцатиминутный завтрак за столом. Со мною жена, дочь и мой менеджер — мистер Карлейл Смит. Я сидел во главе стола и видел стену справа; остальные сидели к ней спиной. На этой стене, довольно далеко от меня, висели две картины в рамах. Я не мог толком их разглядеть, но по расположению фигур решил, что на них изображено убийство зулусами сына Наполеона III в Южной Африке. Я вмешался в разговор о поэзии, капусте и искусстве и сказал жене: