— Полностью он не войдет никогда. Для этого нужно быть геологом, Тася. Но если паренек действительно таков, как вы говорите, то я уверен, что уже через три месяца мы начнем получать навар. Смелее запускайте вашего зверя на девственные поля. Пусть шурует! Нужен свежий взгляд со стороны, иначе мы так и будем буксовать на одном месте.
— Вы бы хоть взглянули на него, Игнатий Сергеевич! — мягко упрекнула Лебедева.
Она знала, как умел загораться Корват и гнуть свое с упорством маньяка, оставаясь глухим к предостережениям и разумным советам. Здесь, кажется, был именно тот случай.
— И взгляну, Анастасия Михайловна, почему нет? Давайте его сюда!
— Вы что, всерьез полагаете, что он сидит у вас за дверью? — изумилась Лебедева.
— Тогда вызовите!
В своем наивном нетерпении шеф вновь напомнил ей капризного малыша, которому если втемяшится что-то в башку, то, как говорится, вынь да положь. Иначе покоя не будет. Сколько раз и как больно расплачивался он, да и не он один, за свою обезоруживающую, такую доверчивую торопливость. Собирая молодых увлеченных единомышленников в единый кулак, он, конечно, достиг цели и создал уникальный коллектив. Но какой ценой! Метод проб и ошибок обошелся ему в два инфаркта, которых, по мнению близких, вполне можно было избежать. Но разве от себя убережешься? Корват разочаровывался в обманувших его доверие людях столь же скоропалительно, как и влюблялся. Исторгнув кого-то из сердца и разом потеряв всяческий интерес, он продолжал мучиться долго не заживающей обидой, ел себя поедом. Угнетенное состояние иногда длилось неделями. Врачи предупреждали, что однажды это может закончиться трагически.
Вполне понятно, что Лебедева всеми силами старалась уберечь его от ненужной горечи, а себя — от добавочных хлопот. Отсюда и проистекала внезапно сковавшая ее настороженность. В словах Доровского «не могу сообщить ничего плохого» настойчиво мерещился какой-то подозрительный подтекст. Невольно хотелось спросить: «А хорошего?» Она с трудом удержалась от желания позвонить еще раз. Удержало опасение, что Евгений Владимирович окончательно с ней рассорится. Ради лишнего успокоения переговорила с Орловым, хоть и считала его несколько легковесным. «Не анонимщик, надеюсь? — спросила вроде бы в шутку, напустив словесного тумана. — Как вообще в смысле порядочности?» Володя лишь рассмеялся в ответ, и это, как ни странно, убедило ее пуще всяких слов.
Она протянула, сколько могла, попробовала навести другие справки, но, не узнав ничего существенного, положилась на собственную интуицию и позвонила Ланскому.
— Вы не раздумали идти к нам?
— Ни в коей мере. — Он откровенно обрадовался. — А вы?
— Я? — Анастасия Михайловна разыграла удивление. — Разве была причина?
— Мне сказали, что я чуть ли не напугал вас.
— Значит, у вас уже был разговор с Евгением Владимировичем? — Она поняла его с полуслова. — И как он отнесся?
— Как я и предполагал. Очень рассердился.
— Мне тоже досталось. — Она успокоительно засмеялась. — Немножко болезненная операция, но через это надо было пройти. Как вы смотрите?
— Теперь, как и вы, хоть до сих пор на душе кошки скребут.
— Вот ерунда! — Она попыталась вызвать его на откровенность. — Немедленно сознавайтесь, что вас терзает? Ишь какой мнительный!
— Если рассуждать логически — ничего, но какой-то осадок все же остается… Между прочим, Анастасия Михайловна, шеф взял с меня слово, что я не оставлю тему.
— Он очень сомневался, что вы потянете двойной воз.
— Знаю, но мы убедили его. Я справлюсь, вы сами увидите.
— Значит, у нас зеленый свет? — окончательно решилась Лебедева. — Тогда не будем терять времени. Приезжайте завтра.
— Как, уже? — словно бы испугался он, но быстро взял себя в руки. — Спасибо, Анастасия Михайловна, приеду.
На следующее утро она представила нового сотрудника шефу. Корват, по обыкновению, куда-то торопился, и обстоятельного разговора не получилось. Постольку поскольку Ланской не поколебал своим видом и манерой держаться уже составившегося о нем мнения, Игнатий Сергеевич ограничился общими рассуждениями. Обрисовав стоящую перед Кириллом проблему, он сделал упор на капиллярные явления, существенно меняющие состояние вещества.
— Какой у вас язык? — внезапно спросил Игнатий Сергеевич без всякого перехода.
— В основном английский, но читаю и по-французски.
— Это хорошо, потому что почти вся литература на английском, — обрадовался Корват. — Ну, в добрый час! Желаю всяческих успехов. В случае каких-либо трудностей без всякого стеснения обращайтесь прямо ко мне или к Анастасии Михайловне. Договорились? А я буду с интересом следить за вашей деятельностью. Смелей открывайте новое, не оглядываясь на авторитеты, и учите нас.
На том и кончилось официальное представление. Дальнейшее совершилось с поразившей Кирилла скоропалительностью.
Когда Лебедева, оставив его в лаборатории, вернулась в кабинет заведующего кафедрой, Корват вызвал секретаршу и продиктовал ей письмо на свое имя.