Том 9. Царствование Михаила Федоровича Романова, 1613–1645 гг.

Когда Шереметев донес об этом царю, то получил наказ стоять накрепко, но если захотят разорвать, то допустить эти прибавки. Исполняя наказ, московские послы на втором съезде начали стоять крепко против прибавок. Польские послы отвечали им с сердцем, грозили, что полки гетмана Радзивилла, занятые прежде шведскою войною, теперь, после перемирия со шведами, стали свободны и придут на помощь к королевичу: «Еще вам кровь христианская не надокучила; будто с нами послуете (посольство отправляете), а на самом деле только маните да обманываете; но мы никаких ваших обманов не боимся, а надеемся на волю божию, на свою перед вами правду и на свое рыцарство, можем с вами управиться; если доброе дело между нами не сделается, то навесть вам этими своими указами такой на себя покой, что ни одного младенца в Москве и в других городах не останется. Нам так не писать: „Кого вы теперь великим государем имеете“; много государю вашему от нас и той чести, что мы в своей записи написали: „Которого у себя ныне великим государем именуют“. Московские послы возражали, что поляки сами на первом съезде обещали оставить по-старому о государе: имеют, а не именуют

: „Вперед уже чему верить? Как вам таким великим и честным людям не стыдно: что приговорите, и на том не стоите!“ Польские послы отвечали: „Если бы вы все в Московском государстве захотели себе добра да добили челом государю своему королевичу, тогда бы всем вам всякий покой был и кровь христианская унялась бы; а то вы, забыв государя своего, причитаетесь неведомо к кому“, – и говорили про великого государя непригожие речи. Московские послы отвечали: „Мы про вашего государя такие же непригожие речи говорить станем, и за то будет еще больше крови литься“. Литовские послы кричали с сердцем: „Мы в вас никакой правды не чаем, все делаете проволокою. Мы еще из Варшавы писали к вам о посольстве и послали Яна Гридича, чтоб вам съехаться с нами и говорить о добром деле на границе, а вы Гридича задержали у себя долгое время и к нам его отпустили ни с чем; приехавши в Вязьму, мы опять к вам писали, а вы отвечали, что съехаться между Вязьмою и Волоком; мы ждали вас долго и не дождались; пришедши под Можайск, опять к вам писали, и вы отвечали, что будете на съезд на реку Истру, но и тут вас не дождались; потом писали, чтоб съехаться на Химке, но вы и на Химке съезжаться не захотели, а прислали, чтоб съехаться под Москвою на реке Пресне, и тут едва на съезд поехали; вы нас изволокли мало не два года; теперь вы нас затруднили в зиму, а на нас приходит все войско с шумом, кричат, что они зимою из вашей земли идти не хотят, хотят королевичу служить всю зиму без денег“. Лев Сапега кричал: „Присягаем вам, что больше с вами делать не станем, завтра же затянем на вас людей, а сами поедем в Литву на сейм“. Московские послы отвечали: „Грозите нам войною и, сверх договора своих посланников, хотите опять кровь начинать; но рать – дело божие, кому бог поможет; в городах теперь много людей в сборе, а на весну и из других государств на помощь много людей придет“. Явилось и новое затруднение: литовские послы не ручались, что запорожцы, лисовчики и полк Чаплинского послушаются их приказа и выйдут немедленно из Московской земли по заключении договора. Московские послы говорили, что они об этом и слушать не хотят; поляки соглашались написать, что выведут с собою лисовчиков и полк Чаплинского, но отказывались вывести запорожцев. Во время этих споров к съезжей избе к окну, подле которого сидели московские послы, подошел Соловой-Протасьев и сказал, что говорил ему литвин Мадалинский: „Этою ночью приезжал в Сватково к литовским послам королевич и говорил, что пришел к нему из Польши лист, чтоб с московскими послами скоро не мириться, а хочет он, королевич, полякам дать гроши на две четверти года“. Услыхав эту весть, московские послы начали уступать, но съезд кончился ничем; Гонсевский говорил: „Хотя мы, помирясь, из вашей земли и выйдем, но ваши козаки иного вора добудут, к нему наши воры пристанут, так у них и без королевича будет другой Дмитрий“. Московские послы ему отвечали: „Тебя еще не насытила кровь христианская, без отмщенья тебе от бога не пройдет!“ Шереметев с товарищами находился в тяжком положении. Весть за вестью, одна хуже другой, приходили к ним в Троицкий монастырь: миру не бывать, приходит к королевичу рыцарство и говорит, что оно миру с московскими людьми никак не хочет, и черкасы, Сагайдачный с товарищами, присылали к королевичу козака путивльца, чтоб им из Московской земли вон не ходить, да и донцы с королевичем ссылаются, что все хотят ему служить. Во время съезда подъезжали к посольским провожатым козаки и говорили: поляки и литва и все рыцарство стоят за королевича и мириться мешают, а они все козаки хотели отъехать к государю в Москву, но приехал к ним Левка Пивов и сказал, будто на Москве их братью козаков, которые выедут из Литвы, казнят и в тюрьму сажают: и они оттого к государю и не поехали. Поляки, подъезжая к посольским провожатым, говорили: приезжают к ним козаки московские, которые теперь в воровстве, и просят дать им чаплинцев, лисовчиков и черкас, говорят: „Вы, поляки, лежите на леже, а мы будем промышлять под Владимиром, Суздалем и другими городами“. Поляки же говорили дворянам вслух: есть у них калужского вора сын, учится грамоте в Печерском монастыре, и на Москве повесили не его, его унесли козаки, и грозили поляки дворянам: если послы доброго дела не сделают, то быть нашим саблям на ваших шеях».