Том четвертый. Лезвие бритвы

- Видимо, вы правы, но меня, как военного, пугают гигантские города. Они ведь чудовищные мышеловки на случай ядерной войны, и правительствам не мешало бы это предвидеть. Я не говорю о прямом поражении ядер- ными ракетами или бомбами. Каждому очевидно, что люди, как нарочно, собраны, чтобы стать перед всеобщей и быстрой смертью. Нет, пусть не будет такого! И все же каждый колоссальный город - Париж, Токио, Нью-Йорк, Лондон, - как водоворот, вбирает в себя массы воды, пищи, топлива в количествах, какие мы с вами даже не представим. И если хоть маленький, совсем короткий перебой, разруха в транспорте, работе коммуникаций, тогда город станет исполинской ловушкой голодной смерти. Или гибели от жажды более верной, чем в пустыне.

- Это хороший образ - водоворот. Или воронка мельницы, все перемалывающей и производящей нервнобольное, худосочное племя, все дальше уходящее от прежнего идеала человека, каким мы его привыкли видеть в произведениях искусства и мысли прошлых столетий. Нет, настоящие города будущего должны быть похожими на такие вот небольшие дома в маленьких садах, какое бы пространство они ни занимали. И если мы не решим задачи с городами и транспортом, то вся наша цивилизация полетит к черту, породив поколения людей, негодных для серьезной работы, в чем бы эта работа ни заключалась! За городскую жизнь к человеку приступают четыре неминуемые расплаты. За безделье, малость личного труда - шизофрения, за излишний комфорт, леность и жадную еду - склероз, инфаркт, за переживание срока, на какой рассчитан наследственностью данный индивид, - рак, за деторождение как попало, за беспорядочные браки по минутной прихоти, за безответственность в таком важнейшем вопросе, как будущность собственных детей, - расплата - плохая стойкость детей к заболеваниям, наследственные болезни, кретинизм, уменьшение умственных и физических сил потомства.

- Положительно, вам надо писать, Сандра, - взволнованно сказал лейтенант. - Из вас вышел бы хороший публицист.

- Не знаю. Просто я сегодня в ударе. Может быть, четыре дня в Кейптауне, ощущение свободы сделали это. Ведь я порядочно устала быть коком на нашей яхте.

Сандра изменилась за время своего бегства с яхты. Сейчас, в простом светло-терракотовом платье с узором из игольчатых золотистых молний, с широкой юбкой, Сандра казалась юной студенткой, впервые вылетевшей в далекое путешествие из родного гнезда.

Ее густые волосы без всякой моды (Сандра говорила, что настоящую женщину можно сразу узнать по ее непокорности модному стандарту, она носит лишь то, что ей идет) были зачесаны назад и налево, открывая правое ухо и спадая непокорными прядями на левую бровь.

Углы ярких губ поднимались кверху, словно в скрытой усмешке пай-девочки, не желающей выдавать свои чувства суровым старшим. На прямых, слабо выступавших ключицах лежало только что приобретенное дешевое негритянское ожерелье, подчеркивающее стройность высокой шеи, ничуть не уступавшей королевским шеям чернокожих красавиц, окидывавших одобрительными взглядами эту белую девушку.

Еще раньше, когда они прогуливались по вечерним улицам Кейптауна вчетвером, лейтенант заметил, что обе итальянки привлекали внимание не только мужчин, но и гораздо менее доброжелательное - дам, присматривающихся к простым платьям итальянок, сделанным со свойственным наследницам античного мира совершенно непогрешимым вкусом.

Лейтенант и Сандра дошли пешком до гостиницы и разошлись по своим номерам. Несколько минут спустя в номере Андреа раздался телефонный звонок. Сандра просила немедленно зайти к ней.

- Андреа, у меня сделали обыск! - встретила моряка взволнованная Сандра.

Лейтенант обвел взглядом комнату.

- О, это сделано хорошо, - угадала она его мысли. - Вот билеты в карманчике сумки - их сложили чуть-чуть по-другому. Или серьги - я ношу их в пудренице, ее крышка повернута не так, как я ее закрыла в последний раз. И еще... в общем они все перерыли и даже заглядывали в люстру - на их несчастье, наша горничная редко протирает ее, и вот видите - чистое пятнышко на краю стекла.

- Клянусь мадонной, вам надо бы работать в секретной службе!

- Перестаньте шутить, Андреа, тут дело серьезное!

- Ничуть. Премудрый дядюшка Каллегари избавил нас от грозной неприятности. Пойдемте ко мне - одолжите вашу наблюдательность.

Предположение лейтенанта оправдалось. Записная книжка, оставленная им в глубине среднего ящика стола, переместилась немного вперед, и самый ящик был задвинут не до конца - невозможный для моряка поступок.

- Что-то их спугнуло, - покачал головой лейтенант, - пожалуй, мы вернулись немного рано. Тут у меня кое-какие записи о пройденном пути, цифры расходов, вероятно, их решили списать или перефотографировать. Пусть работают, познакомятся с моим интимным бюджетом - он вряд ли интересен.

- А Чезаре и Леа? - спохватилась Сандра. - Пойдемте к ним, они должны уже вернуться. Если обыскали только нас, тогда прав капитан, что это работа Флайяно!