Том четвертый. Лезвие бритвы

- Какая у нас короткая память, - горько сказала Тиллоттама, - совершилось чудовищное злодеяние. Оно не могло возникнуть само по себе. Кто в этом виноват? Странно, но до сих пор никто не расследовал это до конца. Кто-то старается заглушить в нашей памяти последствия.

- Вот вы тоже были последствием. - И художник нежно коснулся кисти ее руки, лежавшей на выступе камня.

Тиллоттама вздрогнула, будто весенняя ночь, жаркая и сухая, наполнилась холодным зимним ветром,

- Не «была», а «есть». Вы не знаете, какие последствия. Так слушайте, - и она продолжала рассказ.

«Сестра» матери Шакила, сама очень молодая, совершенно потерялась в беде. Амрита помнит, что их посадили в поезд, бешено летевший на запад, в направлении, противоположном тому, куда они ехали вначале. Снова была длительная остановка, и снова они бежали, пока не нашли приюта в богатом доме, где прожили несколько дней. Потом дом разграбила банда, в качестве добычи захватившая наиболее приглянувшихся женщин. Шакила вместе с Амритой в конце концов оказались в Пакистане, вместе с сотнями других молодых и красивых женщин, похищенных и проданных бандитами в публичные дома.

- До сих пор ведутся переговоры о выдаче девушек с той и с другой сторон, - закончила Тиллоттама, - Я знаю, что вернули в Индию около сорока женщин.

- Так их больше?

- Гораздо больше! Но многие молчат: зачем они вернутся, как будут жить?

- А Шакила?

- Отравилась в пятьдесят втором году.

- А вы?

- Я не видела ее с тех пор, как меня отдали на воспитание к бывшей девадаси. Из тех, кого звали Лакшми Калиюги, с именем Венкатешвары, выжженным на бедре. Она была не злая женщина и много знала. Учила меня танцам, искусству обольщения, умению украшать себя. Рассказывала наизусть целые страницы Махабхараты. Ну и, конечно, учила всему, что сама почерпнула из Камасутры, Рати Рахасьи и Ананги Ранги...

- Словом, из всех древних сочинений по науке любви... А что же потом? - нетерпеливо подогнал рассказ художник.

- А потом я стала старше, и меня учила другая - мусульманка откуда-то из Северной Африки. Тоже танцам - только другим... арабским...

- А потом?

- Я вернулась к старой хозяйке.

- В этот дом?

- Да, но после полученного образования я стала слишком ценной. Не прошло и двух месяцев, как хозяйка продала меня одному богачу. Он заплатил много!

- Сколько вам было лет?

- Семнадцать. Я совсем выросла по южноиндийскому понятию. В Лахоре считали, что мне больше.

- Как же вы попали в кино?

- Мой повелитель был уже стар и счел более выгодным, чтобы я танцевала в ночном клубе. Меня увидел режиссер Хазруд и привел продюсера. Тот решил, что я очень пригожусь для «специальных» фильмов, уплатил еще более крупную сумму, чем та, которую отдали за меня хозяйке, и вот я здесь. Звезда специальных фильмов, безыменная и несвободная, фактически - рабыня...

- Специальных - это значит, простите меня, порнографических?

- Что ж, это правда!

- О боги, о боги! Как же так! В наше время! - Даярам заметался в отчаянье. - Но почему же вы... можно бежать, вернуться к своим?

- После того как пятнадцать лет была неизвестно где? Да нет, хуже, известно где, без документов, без родных. Семилетняя девочка не знала ничего, только одно свое имя! Куда бежать? И как бежать? Купившая меня кинокомпания не лучше гангстерской шайки. Везде свои люди, везде взятки, по пятам за мной ходят провожатые, одного из них вы видели. Это здесь, а в большом городе меня вообще никуда не пускают одну.

- Но ведь вы же знаете языки, даже английский. Как?

- Продюсер - глава фирмы - американец португальского происхождения. Он нанимал учителей... он хочет сделать меня главной звездой.

- Таких фильмов? А вы?

- Что угодно, только не туда, где погибла Шакила! У них есть способы крепко держать меня.

- Какие?

- Лучше не говорить!

Взошедшая луна осветила ее поднятую голову и полные слез глаза, смотревшие так глубоко и пристально, будто вся душа Тиллоттамы пыталась перелиться в душу художника.

Рамамурти схватил ее руку.

- Тама, я готов сделать все. Пойдемте со мной. Я не богач, не родич влиятельных лиц, а только бедный интеллигент. Все, что я могу, - это увезти вас, вы обретете вновь родину и положение человека... Бежим скорее!

Она вздохнула глубоко, несколько раз, стараясь подавить охватившую ее дрожь, и покачала головой.

- Не сейчас, Даярам! Надо выбрать время, иначе вы подвергнетесь большой опасности, а меня увезут, и мы больше никогда не встретимся.

- Когда же?

- Через два дня мы закончим здесь съемки. Потом мы должны ехать к магарадже Рева, его княжество недалеко отсюда. Ночью послезавтра - вот когда. Надо исчезнуть так, чтобы они не смогли сразу напасть на след и мы бы успели скрыться в глубь Индии.

- В Траванкор?

- О-о! - И опять волна нетерпеливой дрожи прошла по ее телу.

- Значит, на вторую ночь после этой, в час ночи, здесь.

- Нет, лучше в развалинах часовни, сразу за гостиницей. Там рядом дорога.

- Условлено! Если что-нибудь изменится - почтовый ящик в пасти льва.

- О боги! Боюсь подумать! А теперь пора!