Том II

Переходим к высочайшему и полнейшему из искусств, поэзии, вопросы о которой заключают в себе всю теорию искусства. Неизмеримо выше других искусств стоит поэзия по своему содержанию; все другие искусства не в состоянии сказать нам и сотой доли того, что говорит поэзия. Но совершенно изменяется это отношение, когда мы обращаем внимание на силу и живость субъективного впечатления, производимого поэзиею, с одной стороны, и остальными искусствами — с другой. Все другие искусства, подобно живой действительности, действуют прямо на чувства, поэзия действует на фантазию; фантазия у одних людей _г<?раздо впечатлительнее и живее, нежели у других, но вообще должно сказать, что у здорового человека ее образы бледны, _с>*абы в сравнении с воззрениями чувств; потому надобно сказать, _ч-|-о по силе и ясности субъективного впечатления поэзия далеко _н0же не только действительности, но и всех других искусств. ПосМ

^отР^{им же}> какова степень объективного совершенства содержания и формы в произведениях поэзии, и может ли она хотя в этом отношении соперничать с природою.

Много говорят о «законченности», «индивидуальности», _л>*£Ивой определенности» лиц и характеров, изображаемых великами поэтами. Но вместе с этим говорят нам, что «это, однако же. не отдельные лица, а общие типы»; после такой фразы было 6j,j излишне доказывать, что самое определенное, наилучшим образом обрисованное лицо остается в поэтическом произведении _ТОУ\ько общим, неопределенно очерченным абрисом, которому _ж

и^вая определенная индивидуальность придается только воображением (собственно говоря, воспоминаниями) читателя. Образ в поэтическом произведении точно так же относится к действитель_ноМУ живому образу, как слово относится к действительному предмету, им обозначаемому, — это не более как бледный и общий, неопределенный намек на действительность. Многие в этой <ю6Щ^ности» поэтического образа видят превосходство его над лиіі^ами. представляющимися нам в действительной жизни. Такое мнение основывается на предполагаемой противоположности мегКДУ общим значением существа и его живою индивидуальностью, на предположении, будто бы «общее, индивидуализируясь' теряет свою общность» в действительности и «возводится опЯ

^{ть к} «ей только силою искусства, совлекающего с индивидуума _его индивидуальность». Не вдаваясь в метафизические суждения о том, каковы на самом деле каузальные отношения между общим _и цастным (причем необходимо было бы прийти к заключению, _что для человека общее только бледный и мертвый экстракт из индивидуального, что поэтому между ними такое же отношение, _ка

к между словом и реальностью), скажем только, что на сгцѵюм _деЛс индивидуальные подробности вовсе не мешают общему зна-_че,хию предмета, а, напротив, оживляют и дополняют его общее знз^чение; что, во всяком случае, поэзия признает высокое превосходство индивидуального уж тем самым, что всеми силами стремится к живой индивидуальности своих образов; что с тем вместе никак не может она достичь индивидуальности, а успевает только несколько приблизиться к ней, и что степенью этого при-блй^жения определяется достоинство поэтического образа. Итак: стремится, но не может никогда достичь того, что всегда встречается в типических лицах действительной жизни, — ясно, что образы поэзии слабы, неполны, неопределенны в сравнении с соответствующими им образами действительности. «Но встречаЮ^{тся ли в} действительности истинно-типические лица»? До-

паточно предложить подобный вопрос и не дожидаться на него ответа, как на вопросы о том, действительно ли в жизни встречаются добрые и дурные люди, моты, скупцы и т. д., действительно ли лед холоден, хлеб очень питателен и т. п. Есть люди, которым все надобно указывать и доказывать. Но их нельзя убе-,іть общими доказательствами в общем сочинении; на них можно действовать только порознь, для. них убедительны только специальные примеры, заимствованные из кружка знакомых им людей, в котором, как бы ни был он тесен, всегда найдется несколько истинно-типических личностей; указание на истинно-тііпические личности в истории едва ли поможет: есть люди, го-ювые сказать: «исторические личности опоэтизированы преданием, удивлением современников, гением историков или своим исключительным положением».