Томас

«Твидовый» крепился, но и его укатали крутые горки. Снял отяжелевший пиджак, рубашка под ним насквозь промокла от крови. Движения скупые, неуверенные, и всё же на фоне остальных он выглядел молодцом-огурцом. Достал стеклянный алый гранат, бросил его на пол и улыбнулся.

У него ещё были силы улыбаться.

Очередь Томаса. Маленький томик стихов. Лермонтов. Андрей Сермяга. Закладка с петелькой. В неё надо попасть, чтобы достать. Попал. Достал. Раздавил в кармане... Но боли не было! Облегчения тоже не почувствовал. Получается, нет за ним греха? Хм, и такое может быть.

В этой жизни всё может быть, даже то, чего быть не может.

Следующий за Томасом игрок ошибся.

Голова закружилась, тело повело в сторону, и он схватился за стол рукой. Когда игрок понял, что проиграл и все нечеловеческие усилия были напрасны, он лишился чувств.

Подошла единственная оставшаяся за столом женщина. Она умела терпеть боль и страдания, легко карала обидчиков, искренне наслаждалась их мучениями и с радостью получала приятную награду. Начало игры забавляло, продолжение вынесла с наименьшими потерями, а в конце... В конце она спросила себя: «А зачем это всё?». Ради чего ей надо подходить к столу и тянуть застывшие в самых бессмысленных невообразимых положениях стекляшки? Ей так и не объяснили до конца, в чем её выгода. Да, что-то говорили, убеждали, но она так и не отделалась от ощущения, что все эти жрецы с приглашениями, дорога в дикую страну, странный Дворец — это какой-то непонятный сложный розыгрыш. Там, где другие гадатели нашли потаенный смысл, видели цель и, превозмогая боль, шли к ней, женский рациональный ум обнаружил не самую интересную настольную игру для чудаков с безумными глазами. В её мире женщинам не свойственны сантименты, они управляют корпорациями, и жизнь их в ежедневниках расписана по минутам. В ней нет места мистицизму, надуманным страстям и героическим порывам. Женщина решила, что игра не стоит таких страданий. Она вышла вперед, аккуратно положила спицу на стол и под вздохи удивления ушла за кулисы.

На сцене осталось три игрока. Шульц. Твидовый. Томас.

Михаэль медленно-медленно подъехал к ристалищу.

В прошлый раз ему хватило силы воли встать на ноги.

Стеклянные игрушки за прошедшие минуты не приблизились.

Придется повторить свой подвиг.

Сможет ли?

Смог...

Смог, но все в зале — хранитель традиций, публика, игроки — поняли, что это был его последний ход. Кости в ногах переломились и Шульц, прижимая к груди вырванного из последних сил стеклянного джокера, страшно ругаясь, крича от невыносимой боли в переломанных ногах, отъехал от стола.

«Твидовый», войдя в круг, обернулся и посмотрел на Томаса. Вдруг он провел рукой над бирюльками. Вернее... Да он их просто смёл со стола! Стеклянные статуэтки разлетелись веером и, ударившись о настил сцены, разбились на мелкие кусочки.

Мошенник повернулся к публике. Поклонился. Это был поклон слуги, выполнившего приказ... Дальше уже без него.

42 Это не конец, это - финал

Из-за стены света, за которой прятались гости церемонии, донесся шум. Томас не сразу понял, что это были аплодисменты. Он не понимал, что происходит, почему уже объявлен победитель. Как такое может быть? Есть ещё его ход! Он же в игре! Томас перешагнул через меловую линию и...

Зрение вернулось, боль-жажда-невыносимая усталость ушли, мысли прояснились, но при этом сердце его сжалось до размеров макового зернышка, когда Томас увидел, что «твидовый» одним махом сбросил почти все бирюльки. Почти. На краю осталось три статуэтки. Они лежали рядом. Шахматная ладья, на неё облокотился пастушок, а на его свирели повис морской конек. Для победы Томас должен осторожно снять самую верхнюю бирюльку, при этом прекрасно понимая, что Михаэль Шульц заберет его пастушка. У него просто не будет вариантов — это единственно возможный ход. «Твидовый» поставил Томаса в такое положение, что, даже выиграв, он точно проиграет. С одной стороны, все логично: именно об этом его предупреждали старики в землянке за каналом, что против него будут играть двое. Не думай о себе, они говорили, сначала победи, а потом уже смело загадывай желание. Они говорили... Они почти заискивали... Не явно, но то уважение, которое ему было тогда оказано, сейчас, после всего выстраданного, выглядит странным... Разве он был достоин такого приема? Почему деды согласились с ним встретиться? Чтобы вбить в его голову идею жизни как экзамена? Но он все свои сознательные годы думал так же. Вообще, почему он представил, что пастушок — это Иваша Миклухо-Маклай? Было бы логичнее выбрать Олесю. Но во Дворце её не было — это точно... А ещё... Да, истина вот в чем! Победный ход решает не только судьбу Иваши, но и всех ранее спасенных! Сейчас они находятся в подобии чистилища, а для того чтобы идти дальше, нужен победный аккорд, ломовая точка, гениальный по точности выпад...