Томас

— Ой, Рома, знал бы прикуп, подарил бы тебе шестисотый «мерин». Просто так, чтобы было, что потом рассказать. Вот уж где порадовал. Пойдем, посмотрим, что с твоей лялей.

Экскурсия направилась к главному экспонату выставки. Обступив «бумер», ребята начали комментировать работу трудившихся всю ночь автослесарей. Пришли к общему мнению, что мастера постарались на славу — последствий никаких, поэтому случай можно считать «исперченым».

Рома перевел дух, однако внутри вновь прорезался голос, который издевательски пропел: «То ли ещё будет?».

— Так, я вижу, история подходит к концу. — Леший успокоился, стал серьезным. — И на старуху бывает проруха. Перед нами, — он рукой указал на Рому, — счастливый обладатель обновленной движимости производства баварских инженеров, а на берег выползает, — рука по-ленински распростерлась над водной гладью, -второй участник событий. Я его не знаю, но уже заранее люблю. Не каждый день можно увидеть человека выжившего в «горбаче» всмятку, а потом достойно прошедшего экзамен Хлебореза. Я люблю жизнь хотя бы за то, что она нам подбрасывает вот такие истории. Порадовал, братан, молодца.

Так и тянет написать — «все засмеялись и пошли пить чай», но это было бы неправдой. В жизни так не бывает. Среди всей компании четыре человека делали вид, что смеются. Это Витя и Алеша — они просто не понимали, что тут смешного; сам Рома — здесь всё ясно — и Дядя. Ему от стыда хотелось плюнуть кому-нибудь в рожу.

14 Кудесник и будущее

Томас вышел на берег. Наклонив голову на бок, он попрыгал на одной ноге, отряхнулся как собака и, огибая карьер, пошел по бережку назад, к обрыву. Хлеборез исподлобья наблюдал, как он приближается. Откуда-то всплыло имя: «Томас Чертыхальски. Его зовут Томас Чертыхальски».

Тихоня шел с высоко поднятой головой, расправив плечи, и скованные за спиной руки только подчеркивали стройность его фигуры. Хлеборез осоловело смотрел, как к нему подползает беда, серьезная беда. Находясь среди гомонящей радостной толпы, Роман как никогда чувствовал свое одиночество. Он думал, что вот Дядя с его натянутой улыбкой, дебилы братья, гости, и все стоят, разглядывают эту мокрую курицу со связанными крылышками. А зачем курице крылья? Она и летать-то не умеет. Хотя этот, скорее всего, полетит, если пнуть хорошо. Так думал Рома. И вдруг он всё понял — не он здесь банкует, не он будет смеяться последним. Разве может жертва иметь такую хищную походку? Почему Ихтиандр разбегается, словно хочет быстрее подняться к нему? Откуда такая прыть? От чего? Зачем? И главное... Что дальше? А глаза? Почему никто не замечает, какие страшные у него глаза? Рома огляделся. Неужели никто из стоящих рядом не видит того, что видит он? Ведь к ним приближается... не человек!!! Посмотрите, какие у него не зеленые, а черные, злые, беспощадные глаза, и как пряди седых, развевающихся словно змеи, волос страшно обрамляют высокий бледный лоб. Какие у него узкие, презрительно сжатые губы. Трепещут, словно вынюхивают жертву, крылья длинного носа. Кожа на щеках сухая, как высохшее дно Аральского моря. Сколько ему лет? Пятьдесят? Сто? Двести? Посмотрите же, он и одет по-иному! Куда делась футбола? Где джинсы и кеды? Почему на нем красная как у палача рубаха, откуда взялись отражающая солнечные лучи пряжка ремня, серые брюки, сапоги? И, ох! — святые угодники! Почему никто не видит, как кожаные сапоги с серебряными шпорами безжалостно, по-коммандорски топчут песок? Как можно не разглядеть развивающийся за спиной этой твари серый плащ? Да им что, повылазило? Они все что, ослепли? «Может, это я схожу с ума?», — думал Рома. Или его разыгрывают? Это чьи-то глупые шутки?

Ужас происходящего заставил Хлебореза несколько раз зажмуриться. Вдруг его грудь стянуло так, что нечем стало дышать. В глазах поплыли белые точки, и на миг показалось, что его поместили в мутный кисель с летающими звездочками. Уши заложило. Кто-то Хлебореза тронул за плечо. Это был Леший. Что ему надо? Ключ от наручников... Вот держи. Только зачем? Этому нелюдю ключ не нужен! А он уже близко, и одет, ох, хитрец, как и раньше: грязные кеды,черные от воды джинсы, липкая футболка. Волосы откинуты назад. Лицо бесстрастно. Капли стекают по лбу, щекам, подбородку. Только подошел, как Томаса все обступили, стали похлопывать по мокрым плечам. Чертыхальски (что за дурацкая фамилия) не отрывая взгляда от Ромы, повернулся спиной к Лешему. Когда его руки получили свободу, протер запястья и, прошептав: «Ну, что? Мужик сказал, мужик — сделал?!», — в полной тишине, медленно подошел близко-близко...

Стариковская морщинистая рука потянулась к лицу Хлебореза...