Томчин (дилогия)

   ...Он просто не успевал увернуться. Этот хлипкий на вид интеллигентный дедок явно не видел броска ножа спокойно стоящего чуть в стороне смуглого парня и продолжал кистевым приемом удерживать на земле двух качков, растерянно вертя головой. Напрасно. Пять лет бандитского капитализма в стране отучили даже зевак интересоваться происходящим на их глазах криминалом.

   Был все тот же лазоревый вечер начала августа, около восьми, платформа электрички почти опустела, деревянный станционный магазин светился тремя окнами, а пара ларьков рядом уже закрылись, несколько бабок толпились у автобусной остановки, у входа в магазин стояли трое пыльных "жигулей" и неожиданный, пожалуй, для такой глубинки джип. Четыре быка *, с хозяйской ленцой выбравшиеся из него минуту назад, устроили разборку с представителем ненужной прослойки **, неудачно, по их мнению, припарковавшимся у крышуемой гигантами секса *** денежной точки.

   _________________________

   *Поскольку текст всякие люди читают и были вопросы, то разъясняю: "бык" -- крупная мужская особь человеческого рода, часто имеет спортивное прошлое. В криминальных группировках девяностых использовались в качестве грубой силы для подавления. Вес от ста до ста пятидесяти. В остальном -- бык.

   **Когда герой этого произведения учился, на занятиях по истории партии и основам научного коммунизма говорили, что трудящиеся разделяются на два класса -- рабочих и крестьян. Интеллигенцию называли прослойкой, до класса не доросла. А все остальные (воры, например) -- деклассированные элементы. Подробности -- в трудах Маркса, Энгельса, Ленина и т.д. Классовая теория.

   ***В девяносто втором на экраны вышел фильм "Маленький гигант большого секса" -- с Хазановым в главной роли. Тогда так называемые сауны и салоны были в новинку, сама тема вызывала бурный интерес. Типа -- свобода! Выражение быстро обрело популярность -- в различных вариантах и по любому поводу. В соответствующей среде, разумеется. Чаще у бандитов.

   А мне не удалось в очередной раз вбить себе в башку, что это не мое дело... Черт! Нож пробил кисть руки, а головой я прилично приложился о бампер дедовой пятерки. Суки. Время пошло. Перекат, вырванный из моей руки клинок вошел в печень красавца с ремнем от Версаче. Какой, к черту, Версаче, о чем думаю, я на электричке приехал! Три метра -- местный чингачгук получил свой нож в горло. Это я зря. Взгляд на деда. Пальчики мои на ноже. Стереть. Черт, закапался опять. Платок аккуратно набросить на кисть -- потом избавлюсь. Шаг к лежащим: первому носком ботинка бью в висок. Проломил? И -- дедова рука пытается пойти в захват. Дед, мне уходить надо, не мешай. Коленом, приседая, ломаю шею последнему. Смотрю на старика. Уходить надо. Бабки молча таращат глаза.

   ...Да, тогда мне повезло -- в джипе торчали ключи, а у милиционера на платформе не оказалось телефона. А может, там нигде телефона не было, а бардак был. Год жил настороже, ругая себя -- на рыбалку собрался, места посмотреть, знакомства завести, а сам? Начни я действовать сразу -- и можно было бы попытаться обойтись как-то без крови. Или, все равно -- нет? Но пожилой гражданин так уверенно управился с первой двойкой парней, один из которых попытался смять его лицо своей пятерней, что я остановился и оглянулся на лениво плетущегося по плавленому асфальту перрона унылого мента. И второй раз все повторилось. Год назад так же сорвался, выручая девчонку, но ее лица не запомнил, а вот дядю Колю...

   На своем кордоне в Карелии, три года спустя, он только взглянул в глаза, и мне стало понятно -- узнал. На другой день, когда мы оказались вдвоем в лодке, после двухчасового молчаливого наблюдения за поплавком я услышал:

   -- Спасибо.

   Так в мою жизнь вошел и остался в ней навсегда мой второй друг.

   Бывший доцент геофака ЛГУ, бывший член сборной РСФСР по самбо в легком весе, бывший ленинградец, а теперь -- карельский егерь, Федотов Николай Егорович одиноко и достойно жил на своем кордоне в прозрачном от воздуха сосновом бору на берегу серебристо-черного озера Канаярви, вдалеке от хруста раздираемой государственной собственности, бурчания в желудках политической элиты, сытой отрыжки новых русских и громких пусканий газов, иногда - очередями - доносившихся при встречах братвы и ментов.

   Народ безмолвствовал и забот дяде Коле тоже не доставлял. Редкие друзья друзей и их друзья, появлявшиеся порыбачить и послушать тишину, обеспечивали возможность не напрягаться для встреч с внешним миром. Начальство, похрюкивая, разрабатывало доставшуюся золотую жилу экспортной древесины, песчаных и гранитных карьеров, и на дядю Колю не отвлекалось. C душой было нехорошо, но поправить это не представлялось возможным -- дядя Коля почти не пил. С ним можно долго молчать, мы как-то понимаем друг друга. Нам легче вдвоем.

   В тот раз он привозил под Лугу для больной жены какого-то своего знакомого фирменные настойки, которыми потчевал всех, прибывающих на кордон. Что он в них мешал? У меня стойкая аллергия на прием любых неизвестных препаратов, ни разу не пробовал лекарство дяди Коли, но женщине помогло.