Читаем Томление (Sehnsucht) или смерть в Висбадене полностью

Утром дал милостыню слепому негру. Он живописно сидел посреди пятидесятой авеню, в ногах у него лежал черный, гладкошерстный пес. Кстати, кровати в американских гостиницах безумных, как правило, размеров. Тоска без тебя. Потянуло в Россию. Именно так. Дом может быть всюду.

Помнишь Репино, под Санкт-Петербургом, где мы жили несколько дней в прошлом октябре. Была поздняя и теплая осень. И там был на несколько дней наш дом. Мы жили на даче у друзей. Помнишь, когда просыпаешься, перед глазами за окнами раскачиваются деревья, ветки колышутся на ветру и задевают душу. Там на берегу Финского залива даже обычная дорога – по берегу залива.

Идешь, идешь, деревья, деревья и вдруг плоское озеро воды, видны с той стороны берега, какие-то сооружения, башни, дома, а внутри водного зеркала рыбаки. Вода неприятно вонючая, слишком спокойная, мертвая, не только берег, но и дно выстланы слипшимся слоем зеленых водорослей. К вечеру небо над заливом приобретает характер представления, божественного представления, по таким ступеням из облаков можно входить к богу; веришь, глядя на такое небо, что где-то там скрыты чертоги, и великим покоем объяты они. И край земли, вот он за горизонтом этого зеркала, и вдруг сближаются горизонты, расстояния спрягаются, а планетный шар сжимается и становятся зримыми его размеры, или наш взгляд приобретает божественный размер и продолжительность. Я вижу, как солнце идет по кругу, я вижу склон земли, за которым начинается уже другая половина, и вот уже только прямые и объемные лучи солнца высвечивают пространство неба над видимым мне заливом, а солнце уже встает для другой страны. Небо остается торжественным и простым, неподвижное, словно мертвое животное, распластанное на дороге. А посреди залива откуда-то со дна поднимаются две огромные собаки и торжественно идут по воде, параллельно моему взгляду, странные видения, порождения моего воображения, они непонятно откуда взялись и неясно куда направляются, бредут неслышно – сквозь жизнь мою и вашу. И еще из воды появится к вечеру остров с деревьями, камнями, может быть людьми или, может быть без них. И почему-то тогда затянулась ранняя осень, пока еще нет почти желтых листьев и совсем нет листопада. Конец октября, а листья совсем зеленые. Но небо пронзительно и протяжно, торжественно и покойно. И осень во всю царствует. А утром, когда я в одиночестве бежал по песчаному берегу, я вновь и вновь видел тот вечерний и несбыточный остров, утром он всегда облит ранним солнцем, чист и свеж, как новорожденный.

Перейти на страницу:

Все книги серии Terra-Super

Под сенью Молочного леса (сборник рассказов)
Под сенью Молочного леса (сборник рассказов)

Дилан Томас (Dylan Thomas) (1914–1953) — английский РїРѕСЌС', писатель, драматург. Он рано ушел из жизни, не оставив большого творческого наследия: немногим более 100 стихотворений, около 50 авторских листов РїСЂРѕР·С‹, и множество незаконченных произведений. Он был невероятно популярен в Англии и Америке, так как символизировал новую волну в литературе, некое «буйное возрождение». Для американской молодежи РїРѕСЌС' вообще стал культовой фигурой.Р' СЃР±орнике опубликованы рассказы, написанные Диланом Томасом в разные РіРѕРґС‹, и самое восхитительное явление в его творчестве — пьеса «Под сенью Молочного леса», в которой описан маленький уэльский городок. Это искрящееся СЋРјРѕСЂРѕРј, привлекающее удивительным лиризмом произведение, написанное СЂСѓРєРѕР№ большого мастера.Дилан Томас. Под сенью Молочного леса. Р

Дилан Томас

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее