Читаем Томление (Sehnsucht) или смерть в Висбадене полностью

Днем хожу на реку. Вновь и вновь натыкаюсь на мужика с косой вместо весла, плывущего от другого берега к этому. Не знает он ничего о том, что он – есть невероятной силы образ, русского и невероятно сильного великого народа, пребывающего в недостижимой для остальной планеты естественности. Такое даже древним мифологистам и новейшим литературным извращенцам не приходило в голову. Латиноамериканские карнавалы в честь смерти, праздник „хэловейн“ в США, различные празднества, долженствующие ублажить смерть – ничто по сравнению с этим образом: живого русского мужика, который переправляется на другой берег Леты, чтобы накосить травы, и дабы не брать лишнего – гребет косой. Невероятный природный ум и сметливость. И невероятное призрение смерти, совершеннейшее, я бы сказал, равнодушие, а еще точнее – естественное отношение к смерти, словно бы к жизни: нет никакой разницы между жизнью и смертью – поэтому можно в одночасье переправиться на тот берег реки Леты, где хорошая трава, накосить там травы и вернуться назад в обычную жизнь: и действительно, если на том берегу растет хорошая трава, то почему бы и не накосить ее. Но поскольку „тот берег“, то есть, иной берег – это есть смерть – то и приходится в „ту жизнь“ брать атрибут „той“ жизни – косу.

Я понял еще одну вещь. Народ (в самом общем смысле этого слова) – это люди, живущие растительной жизнью, то есть люди без идеи. Такие люди способны на мужественные и решительные, жертвенные поступки, но поступки эти не связаны с выполнением какой-то одной, пронзающей жизнь от начала до конца, идеи. А особенность и безумная сила и, собственно, смысл существования этих людей – отсутствие в их земной жизни резкой границы между материальной жизнью и материальной смертью, потому что у них нет никакой духовной жизни, поэтому им нечего терять в смерти, ибо материи все равно в каком состоянии находиться, в виде ли кожи дышащей, или кожи не дышащей, поэтому простые люди как незаметно живут, так незаметно и умирают.

Исходя из этого посыла, можно продолжить мою мысль. Лесу и скалам проще, когда земля рожает полных идиотов. Блаженные и юродивые из этого ряда, потому-то они так почитаемы в любой религии. Наличие наибольшего числа естественных (растительных) людей лучше и для природы, лучше и для государства, если государство рассматривать уже как параллельную природу, потому как естественность человека она во всем, и в общественных проявлениях – желание, страх, насилие, наказание, агрессия, безнаказанность.

Перейти на страницу:

Все книги серии Terra-Super

Под сенью Молочного леса (сборник рассказов)
Под сенью Молочного леса (сборник рассказов)

Дилан Томас (Dylan Thomas) (1914–1953) — английский РїРѕСЌС', писатель, драматург. Он рано ушел из жизни, не оставив большого творческого наследия: немногим более 100 стихотворений, около 50 авторских листов РїСЂРѕР·С‹, и множество незаконченных произведений. Он был невероятно популярен в Англии и Америке, так как символизировал новую волну в литературе, некое «буйное возрождение». Для американской молодежи РїРѕСЌС' вообще стал культовой фигурой.Р' СЃР±орнике опубликованы рассказы, написанные Диланом Томасом в разные РіРѕРґС‹, и самое восхитительное явление в его творчестве — пьеса «Под сенью Молочного леса», в которой описан маленький уэльский городок. Это искрящееся СЋРјРѕСЂРѕРј, привлекающее удивительным лиризмом произведение, написанное СЂСѓРєРѕР№ большого мастера.Дилан Томас. Под сенью Молочного леса. Р

Дилан Томас

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее